Кола. Лайм. Кола с лаймом или лайм с колой?
Мокро. Горячо. Узко.
Нечем дышать. Тело не слушается. Голова не соображает.
Тэхен находился в бесформенной гуще пожирающей жажды и едкого желания.
Её вкус втирался в костную ткань, её запах разъедал кожу, её стоны отпечатывался на черепе. Куда бы он не протянул руку, сколько бы вдохов он ни сделал – везде лишь она.
Губы Тэхена истошно искали её тело, пальцы сцеплялись на её руках, бедра бились о её бедра в глухом ритме. Растворившись в ней, он отказывался возвращаться обратно. Зачем? Ведь нестерпимая боль тут же исчезала, стоило ему произнести её имя, стоило ему ощутить её в своих объятиях и соединиться с ней в одно целое.
Глубже. Еще глубже. Заполнить до предела, окрасить её стенки своим семенем, быть внутри как можно дольше.
Укусить. Поцеловать. Прижать. Биться-биться-биться, пока не будет достаточно, пока не настанет долгожданное умиротворение.
Мягко. Она мягкая. Громкая и прекрасная. Везде мокро. Там мокро. Нужно вылизать, нужно напиться ею, нужно испробовать то, что они вместе создают. Это ведь так вкусно. Тэхен еще никогда не пробовал ничего слаще и изысканней. Нужно больше. Еще больше.
На ней мало укусов, мало его запаха. Все вокруг должны знать, кому она принадлежит, чья она. Их феромоны должны сливаться в единый поток, их запахи должны предупреждать и ограждать. Никто не смеет касаться её, думать о ней. Никто не имеет права приближаться к ним, никогда.
Кровь кипит, сердце вырывается, мышцы горят. Тэхен не устает. Тэхен не способен на перерывы. Если он остановится, то боль усилится. Тэхену не нужна боль. Тэхен знает, что она поможет ему, что в ней скрывается решение, ведь она – его омега.
— Нари-Нари-Нари.
Не до конца узнает собственный голос, когда хрипит её имя в её шею. Ладонями впивается в её ягодицы, прижимая как можно ближе к себе, чтобы головкой упираться в её матку. Грудью чувствует её мягкую грудь, ощущает бешеный пульс. Кровать скрипит, вокруг темно, воздух пропитан колой и лаймом.
— Тэхен… Тэхен, м-медленней.
Тэхен изредка освобождался из удушающего захвата липкого голода. Как бы она не умоляла, как бы она не просила, он практически ничего не слышал. Тэхен мог притормозить, но не сразу.
Эпизодичные проблески сознания сопровождались не просто её зовом, но и мягкими феромонами, что дарили не просто тепло, но и странное чувство безопасности. Они успокаивали, обволакивали и ослабляли истошный зуд.
Иногда, Тэхен видел себя на кровати вместе с ней. Иногда, он видел себя где-то с краю, пока его рот был между её ног. Иногда, он видел себя у изголовья кровати, пока она прыгала на нем.
Всё мелькало, но не обретало краски; всё проносилось, но не замирало.
Тэхен наблюдал и распадался, не понимал и метался.
— Пей.
По горлу течет освежающая вода. Холодная и мягкая. Тэхен пьет, прижавшись губами к горлышку. Несколько капель стекают мимо, по его кадыку и подбородку. У него ладони всё еще держатся за неё в районе талии, он всё еще внутри, но он стоит на ногах, а она…
— Еще пей.
Тэхен мычит, хмурится, пьет и пьет. Оказывается, у него обезвоживание.
— Нари, — отрывается, проглатывает остатки, и пьяно смотрит на неё, несколько раз толкаясь внутрь.
Нари сидела на кухонной тумбе, уставшая и сонная. Тэхен не совсем понимает, как они оказались на кухне, но он и не хочет понимать. Зачем ему это надо? Главное, чтобы она была в его руках, чтобы она продолжала получать его семя, и чтобы она дарила ему как можно больше любви.
Нари допивает то, что осталось, затем откидывает бутылку куда-то в сторону. Обнимает Тэхена за шею, плавно проводит ноготками по его влажной от пота спине и цепляет свежие царапины. Нари гладит его по плечами, кладет ладони на его горячие щеки и прижимается лбом к его лбу.
— Тэхен?
Тэхен не слышит. Не совсем. Он просто смотрит, пока продолжает лениво качать бедрами, чувствуя и слыша, как из неё капает на пол.
— Нари, — шепчет в ответ. — Моя…
— Твоя, — подтверждает и оставляет несколько воздушных поцелуев на его влажных губах. — Только твоя.
Тэхен удовлетворенно рычит, получая согласие и добровольное подчинение со стороны омеги. Он углубляет поцелуй, упирается ладонями о кухонную тумбочку, заставляя Нари наклониться ниже спиной и упереться затылком о верхние шкафчики. Тэхена не заботит, удобно ли ей, комфортно и не больно ли – важнее продемонстрировать, как сильно он любит её.
Нари стонет, когда он толкается, когда он ожесточает темп. Она мило пищит, когда он бьется головкой о чувствительную зону. Тэхен помнит, где ей приятнее всего, и только Тэхен знает, как сделать ей хорошо. Глубоко входит, растягивая и заполняя, и с хриплым стоном ненасытно долбится в неё.
Всё тухнет и сверкает одновременно. Кислота продолжает шипеть в голове, карамельная сладость прилипает к нёбу. Воздух, как сироп, – каждый вдох обжигает, в легких сахар и дым. Тэхен теряется, слепнет, глохнет, но чувствует, желает, хочет.
Он где-то между небом и землей, между раем и адом, между Нари и собой.
Клыки впиваются в её кожу как можно глубже. Метка за меткой, укус за укусом. Где-то на фоне он слышит её болезненное шипение и тихие всхлипы. Тэхен проводит языком, успокаивая раны, но продолжает разрисовывать её тело. Присасывается к груди, стонет и мнет. Вылизывает между лопаток, целует на загривке. Прижимается губами к ягодицам, большими пальцами раздвигает, чтобы провести языком вдоль – от кончика её напухшего клитора, по её розовой плоти и к пульсирующему кольцу. Всё такое влажное, вязкое и приторное, что Тэхен не может оторваться.
Когда он в ней, то всё ощущается естественным. Когда он в ней, то всё стихает и усиливается. Нет агонии, нет разрывающей на части ярости.
Нет ничего, кроме неё.
— Нари…
— Подними лицо. Да. Вот так. Стой. Не двигайся.
Вода. Тэхен закрывает глаза, подставляя лицо душу, и неосознанно расслабляется под приятным, массажирующим режимом. Нари аккуратно давит на его грудь, чтобы он прислонился спиной к кафелю. Поднимающийся в воздуху пар не бодрит, а запахи попрежнему оседают на органах изнутри.
— Ммм, — мычит Тэхен, не до конца понимая, почему так приятно. — Тепло.
— Тепло? Может, холоднее? Ты горишь, — говорит Нари, пока водит губкой по его животу.
— Нет, — он мотает головой. — Нет, не надо. Трогай меня больше, — просит и притягивает её ближе, сокращая раздражающее расстояние.
Нари растирает гель для душа по его спине, пока Тэхен целует её мокрую шею и путается носом в её мокрых волосах. Она ниже, тоньше, меньше, чем Тэхен. Такая хрупкая, такая слабая. Он, как альфа, должен защищать её, должен заботиться о ней.
— Дай мне помыть тебя, — шепчет в её щечку и трется носом о её висок.
— Ты в состоянии?
Тэхен кивает, но не забирает у неё душевую насадку. Он опускает ладонь вниз, чувствуя, насколько она грязная, насколько много он испустил в неё. Нари тихо стонет, дрожит, рвано выдыхает, когда Тэхен проводит пальцами, вставляет два, чтобы расставить их ножницами.
Он так хочет испить её, он так хочет, чтобы она утолила его жажду.
— Тэхен, подож-…
Рот опять на ней, язык опять внутри. Нари упирается о стенку, с трудом держит душ, пока Тэхен самолично вычищает. Он попросту не может себе представить, что малейшая капля стечет в водосток.
Всё принадлежит ему и только ему.
Моя-моя-моя.
— Моя-моя-моя, — рычит и вбивается в неё на кровати. — Моя омега. Моя Нари. Только моя.
— Т-Тэхен! Я больше не могу! Ты слишком…
— Можешь, — шипит, сжимая её влажные волосы на затылке и вдавливая её лицо в матрас. — Ты всё можешь. Ты ведь моя омега, Нари, — Тэхен наклоняется ниже к её уху, пока безжалостно трахает. — Скажи, что ты моя.
— Т-твоя, — с трудом мямлит, задыхаясь и сжимая его изнутри.
Тэхен готов кончить, Тэхен хочет кончить. Прямо сейчас. Заполнить её, снова и снова, чтобы она полностью была в его сперме. Везде, где только можно. Снаружи и внутри – она должна быть покрыта им, пропитана им.
Его омега, его истинная омега, его любовь и его жизнь.
— Т-Тэхен!
Нари замирает, когда он изливается в неё. Нить за нитью. Наполняет её до предела, так, чтобы она помнила, так, чтобы она ощущала. Тэхен продолжает толкаться, прижавшись грудью к её спине, и не останавливается ни на мгновение, чувствуя, как она дрожит от оргазма, как её кожа покрывается мурашками из-за совместного упоения.
— Видишь? — шепчет в её ухо, тяжело дыша. — Ты всё можешь.
Нари не отвечает, но лишь тихо мычит.
Тэхен отталкивается от кровати, чтобы посмотреть. Он выходит лишь наполовину, наслаждаясь покрытым спермой и её соками членом, как она пытается всосать его обратно. Обильно вытекает, густо пачкает. У Тэхена вырывается удовлетворенный хрип, когда он несколько раз то входит в неё, то выходит. Перед глазами немного плывет, но он не может даже моргнуть – это так красиво, это так правильно, что он боится что-то упустить.
Секунды, минуты, часы. Время относительно. Тэхену неважно время. Тэхену важна Нари. Тэхену важно, чтобы она была с ним, чтобы она касалась его, целовала его, любила его. Как можно ближе прижималась и стонала ему на ухо, как можно больше кончала и кормила его. Нари здесь, с ним. Нари только его, и ничто не может помешать ему владеть ею, иметь её.
Сильнее, резче. Так мокро. Тэхен выскальзывает. Ладонью держит её за шею, пока вторая жмет на низ живота. Нари такая слабая и обессиленная.
Точно ли она с ним? В сознании ли она? У неё глаза закрыты, у неё дыхание сбито.
Нужно сильнее, нужно глубже, чтобы она почувствовала.
— Скажи, что ты со мной, — требует, наклоняясь к её губам и слепо целуя.
— С тобой, — беззвучно хрипит, открывая рот. — Тэхен…
— Скажи, что ты всегда будешь со мной, — рычит, приказывает, ускоряя темп. — Скажи.
Нари закатывает глаза, стонет и выгибается дугой. На её губы капают слюни со рта Тэхена. У неё подрагивают ресницы, вена на шее учащенно пульсирует. Тэхен ждет, любуется, держит в своих руках, держит под собой, зная, что у неё нет выхода, что она – его омега, и она не может ему отказать.
— Всегда, — хрипит Нари, то вытягивая ноги, то сгибая их в коленях. — В-всегда.
Тэхен кончает, застыв и изливаясь. По позвоночнику щипает, на кончиках пальцев горит и щекочет. Тэхен стонет, когда наклоняется ближе, когда убирает руку с её шеи и кусает поверх метки, чтобы вновь ощутить принадлежность, власть, контроль. Нари кончает вместе с ним, обнимая дрожащими руками и вскрикивая его имя. Тэхен слышит её плач, Тэхен чувствует соленный привкус на своих губах, когда целует её лицо, её нос и щеки.
Всё еще твердый, всё еще горячий. Больше, нужно больше. Нет, меньше. Нет… да.
Где он? Что он? С кем он?
Нари. Его Нари. Его омега целует его, обнимает, выделяет феромоны, которые не отрезвляют, но служат крошечным маяком. Тэхен тает в коле и предоставляет Нари лайм, как благодарность; как знак того, что он всё еще здесь.
Хочет вернуться, но не понимает как. Хочет утолить жажду, но не может найти выхода. Хочет быть для неё уютом и радостью, но его тянет обратно. Дальше и дальше, в эфемерную пустоту и пламенное, эгоистичное желание получать и покорять.
У неё рот мокрый. У неё глотка узкая. Но Тэхен хочет, чтобы она испила его так же, как он испивает. Нари ведь нравится, да? Нари хочет, ведь она его омега? У неё губки обхватывают с не меньшей жаждой, у неё глаза наполняются слезами, а горло не выталкивает. Голова вверх-ногами, от чего Тэхен может наблюдать, как у неё растягивается глотка, как его член то входит, то выходит.
Краем глаза замечает, как она ползет пальцами ниже, как она ласкает себя. Нет. Нет, она не должна. Только Тэхен может трогать её, только Тэхен может доставить ей удовольствие.
Грубо убирает её руку, прижимая запястье к кровати, пока свободной ладонью теребит, ласкает и дрочит. Проникает как можно глубже, сгибает фаланги и видит, как из неё вытекает, как из неё струится. Нари стонет, вибрирует на его члене и кончает слишком быстро, слишком обильно.
Тэхен не может отказаться от новой порции. Никогда.
Порывисто наклоняется и вылизывает. Вбирает в себя всё, что она дает, глотает и мычит, ускоряя темп. Тэхен закатывает глаза, когда посасывает и толкается языком внутрь, чувствуя себя, чувствуя её. В голове кружится, когда он заполняет её рот спермой, когда он слышит, как она давится, как она кашляет. Да-да. Глубже-глубже. Все внутренности его, вся Нари – его.
Когда Тэхен отрывается и выходит из неё, она тут же переворачивается на живот, пытаясь откашляться. У неё лицо красное, губы опухшие, глаза наполнены слезами. Нари плачет, когда Тэхен присаживается на корточки и обхватывает её лицо ладонями. Из ноздрей вытекает, подбородок в его сперме. Большими пальцами он проводит по скулам, понимая, что он должен притормозить, что он слишком жесток, что он…
— Поцелуй… м-меня, — Нари выдавливает из себя охрипшим голосом, и Тэхен не может не поддаться искушению.
Вид города с окна схож с темным экраном. Ничего не видно, ничего не слышно. Тэхену плевать, вечер или утро, день или ночь. Он держит Нари за ягодицы, подняв с пола, пока она упирается руками о стекло и громко стонет. Совсем не тяжелая, такая легкая – Тэхен может использовать её, как хочет; Тэхен может насаживать её, как хочет.
— Отпусти, я… ноги, — неразборчиво хнычет Нари, сползая ладонями по стеклу.
Нари не в силах удержать баланс. Нужно помочь. Да. Помочь. Тэхен ведь для этого и создан – помогать своей омеге, быть для неё опорой, быть для неё жизнью.
Их связь, нерушимая и вечная, тянется между ними, как нить, сотканная из проклятого света и небесного жара.
Сердце рвется к ней, душа вплетается в неё.
Тэхен сделает всё ради Нари.
Шаг, еще один. Он зажимает её между собой и окном. Руками крепко обнимает за талию, губами касается её влажного виска. Бедра двигаются сами, член пульсирует внутри неё. Нужно еще чуть-чуть, нужно, чтобы она вновь запела для него, вновь звала его.
— Тэхен, я… я сейчас…
— Нари, — стонет в её ухо, чувствуя, как вот-вот кончит в неё.
Какой уже раз он заполняет её? Как долго он изливается в неё? Сколько спермы из него вышло? Сколько семени она приняла?
Достаточно ли это?
Тэхен может дать еще… и еще. Столько, сколько потребуется. Столько, сколько омега примет.
Нари может. Нари может и хочет, да? В его руках, с ним. Нари принимает его, Нари любит его.
Тэхен моргает и видит себя на кровати. Он лежит посредине, пока она с трудом залазит на него, усаживается на нем. У неё дрожат руки, из неё вытекают сгустки спермы. Измотанная, уставшая. У неё слиплись волосы, у неё искусаны губы, вся в его следах, вся покрыта его запахом.
Тэхен хватает её за бедра, желая двигаться, желая толкаться, но феромоны, с какими она накрывает его, прорастают по груди и замедляют.
Откуда у неё силы прыгать на нем? Почему она неожиданно ведет? Тэхен бы подумал, если бы мог. Тэхен бы с легкостью нашел ответ, если бы не беспросветное марево.
Нари такая красивая. На долю секунды, он попросту любуется ею. Грациозная, нежная, с густыми прядями и аккуратными губками. Мокрая, пылающая. Тэхен был с ней, когда она росла. Тэхен был с ней, когда она ломалась. Слезы, страх, ненависть и боль, но также смех, радость, вера и принятие.
Тэхен был рядом всегда.
Тэхен будет рядом всегда.
Он сгибает ноги в коленях, чтобы стопами упереться о кровать. Нари пытается сопротивляться, но у неё не хватает ни сил, ни выдержки продолжить давить его феромонами. Падает на его грудь, утыкается носом в его шею, пока Тэхен бьется о неё в безумном ритме.
— Сцепиться, — хрипит в воздух, смотря в темный потолок. — Хочу… сцепиться.
Нари сжимает его изнутри, пытается прижаться как можно плотнее, пока его узел дразнит и набухает.
— Сцепись со мной, Тэхен, — она умоляет, обнимая и шире расставляя ноги. — Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста.
Сцепка. Сцепка с омегой. Сцепка с его истинной омегой. У Тэхена крыша едет, когда он чувствует её принятие, когда он слышит её просьбу не останавливаться и проникнуть в неё с узлом. Омега хочет его, омега желает его и только его.
Тэхен представляет её с животом. Тэхен видит, как она приносит ему детей.
Да.
Нари – та, кто будет вынашивать его наследников, кто станет мамой… мамой их плода.
— На-… Нари, — задыхается Тэхен, понимая, что не ощущает ничего, кроме неё. — Моя… моя омега. Моя… моя и только моя.
— Т-Тэхен!
Нари верещит, когда он проникает в неё с узлом. Всхлипывает и плачет, крепче обнимая Тэхена. Не старается встать с него, не пытается освободить себя от мучительно-болезненного узла, который растягивает её до предела.
Нари слишком узкая. Нари всего восемнадцать. Нари только-только начала превращаться в женщину, а Тэхен уже сцепляется с ней.
Но он не способен понять, не способен осознать. Всё, что он чувствует – долгожданное умиротворение. Изливается в свою омегу плавно и сильно, заполняя её до тех пор, пока узел не ослабнет. Кончает беспрерывно, чувствуя, как она сужается на нем, как она обхватывает его. Тэхен стонет, задыхается, не дергается и не двигается, позволяя телу сделать то, ради чего оно существует.
Одно целое. Они с ней одно целое.
Вот что не давало ему покоя. Вот что мучало его, гнило в нем и уничтожало.
Тэхен жаждал раствориться в ней. Нет никакого «он», нет никакого «она». Есть только «они».
— Мы, — шепчет в её волосы, слыша, как она дарит ему колу, как она не сдерживает терпкость и приторность их притяжения.
Нари не отвечает – всё еще старается привыкнуть к узлу, который попрежнему в ней. Несмотря на то, что она молчит, Тэхен прощупывает её, как будто он в самом ядре, как будто он – её продолжение, её существо.
Любовь, что горит между ними, что течет теплой рекой подо льдом, ощутима в каждом биении. Нари мечтает стать его частью, мечтает быть его дыханием, его страхом, его кровью. Не показывая и не выкрикивая, она вверяет ему всю себя, говорит ему, что готова на всё ради него, и верит, что их связь не случайна, что их истинность – не грех, но благословение.
Тэхен видит. Тэхен чувствует. Тэхен знает.
Переполненный неизведанным теплом, тихим покоем и хрупкой любовью, он обнимает Нари, целует, куда дотягиваются губы, и шепчет чистое:
— Я люблю тебя.
•••
Резкий звук клаксона вырывает его из глубокого сна. Тэхен не подрывается, но вздрагивает, недовольно хмурясь и раздраженно поглядывая на открытое нараспашку окно. Пустая квартира встречает его ночным, свежим воздухом и легкой тишиной, которая разбавляется тихим шорохом грифеля о бумагу.
…стоп. Карандаш? Здесь кто-то есть помимо Тэхена?
При первой же попытке привстать, тело негодующе ноет в ответ, не позволяя пошевелиться. Конечности ощущаются слишком ватными, мышцы истощены, а во рту неприятная сухость. Горло так дерет.
Но звук грифеля не даёт покоя, и Тэхен, собрав все силы, что имелись у него в запасе, поворачивает голову справа налево, не поднимаясь с живота и не убирая рук из-под подушки.
Вид Нари моментально отрезвляет. Воспоминания тяжелым валуном падают на его голову, вызывая цепную реакцию долгой и беспрерывной киноленты, насквозь прожженной безумным гоном.
Блять.
Нари замечает, что Тэхен проснулся. На ней белая рубашка – его рубашка – большая, с завернутыми по локоть рукавами и застегнутая до двух верхних пуговиц. У неё волосы немного волнистые и влажные, под глазами видно синяки. Совершенно спокойная и поразительно бодрая, она улыбается ему теплой улыбкой и откладывает в сторону тетрадь с подготовительными к экзаменам заданиями.
Наверное, Тэхен смотрел с нескрываемым ужасом, раз она нежно провела по щеке и успокаивающе погладила по волосам.
— Привет, — охрипшим голосом здоровается Нари, и её простота сбивает с толку.
— Привет, — осипло здоровается Тэхен в ответ, с трудом вынимая руку из-под подушки и кладя на живот Нари. Трудно сообразить, что делать дальше, что говорить, о чем вообще спрашивать и что вообще делать, но первое, что его действительно беспокоит – это: — Ты как?
— Всё хорошо, — кивает Нари и кладет ладонь поверх его. — Я жива. Ты меня не сломал.
Тэхен выдыхает, залазит под её – свою – рубашку и чувствует теплую кожу.
Какие-то вспышки в голове, не больше. Он помнит, как звал её. Истошно и долго. Он прекрасно помнит боль, которая не исчезала, как бы часто он не дрочил себе мастурбатором, и как бы много он не кончал себе в руку. Он помнит, как она пришла, как легкие нотки колы свели его с ума, а после…
Обрывки.
На кровати и в душе. На кухне и у окна. Глубоко и мокро. Грубо и властно.
Тэхен помнит свои руки на её шее; помнит, как впивался в неё клыками, как оставлял на её теле неизлечимое количество следов, лишь бы заявить о своем праве на неё. Животное желание, что поразило его разум, не утолялось одними лишь укусами и синяками, что страшило еще больше.
Но это не самое жуткое, что он с ней мог сделать.
Сцепка. Тэхен сцепился с ней. Эгоистично и порывисто, жадно и болезненно.
Блядский гон.
Блядский доминирующий ген.
Блядское…
— Ты расстроен, что сцепился со мной? — в её голосе присутствует болезненное разочарование, которое она пытается не выдать, но которое оседает на коже Тэхена отрезвляющим осознанием.
— Нет, — спохватывается и привстает на локтях. Тело протестует – отдает болью в мышцах. — Я не расстроен, что сцепился с тобой. Я… я просто…
После гона очень трудно сформулировать четкую мысль.
Предыдущие гоны проходили куда более мучительно – омеги протестовали и отталкивали, изоляция скорее ухудшала приступы, а не облегчала. По окончанию Тэхен, чаще всего, просыпался злым и неудовлетворенным, слишком бодрым и вялым одновременно. Тогда, он даже не представлял, что гон в принципе может быть не то, что приятным, но расслабляющим и оживляющим.
Хорошо, что Нари – истинная и понимает его без слов.
— Я принимала таблетки, как и говорил твой альфолог, — тихо говорит, сжимая его ладонь поверх рубашки. — Не знаю… как, но я начала чувствовать, что ты что-то скрываешь. Твой запах, твоя работа. Расстояние, что ты держал.
Тэхен пододвигается ближе, нехарактерно лениво утыкается в её живот лицом и вдыхает оставшиеся капли колы на её коже.
— Сколько длился гон?
— Неделю.
Нари отвечает чересчур спокойно. Как будто это нормально. Как будто она вовсе не устала.
— И ты была со мной неделю?
— Да. Я хотела позвонить в школу, но ты не давал мне возможности, — она улыбается и гладит волосы Тэхена, на что он даже не знает, как реагировать. Нежность со стороны омеги после истощающего гона непривычна. — Поэтому, я написала Сонми с Джиён, а они передали классной руководительнице.
— Что ты написала?
— Не переживай. Я не писала что-то на подобии: «у моего отчима гон и мне нужно ему помочь». Я попросила передать, что сильно заболела и вынуждена пропустить несколько дней.
— Тебе нужна справка?
— Было бы неплохо.
Тэхен прокручивает в голове варианты, как добыть нелегально справку, но пальцы Нари в его волосах отвлекают. Они убаюкивают, хотя он выспался. Они расслабляют, хотя он чувствует себя более, чем отдохнувшим. Лишают бурлящей тревоги и потребности беспрерывно что-то делать.
Тэхен поудобнее укладывается рядом, закидывая руку на бедра и проведя носом по пуговице от рубашки. Нари свежая, чистая, как и он сам. Неужели она мыла его? Да, что-то такое он припоминает.
Он немного удивлен ответственности, что просыпается в ней каждый раз, когда ситуация того требует.
В детстве, она казалась более непослушной и мятежной, не принимающей во внимания правил и распорядка. Но Нари принимала таблетки, как прописал врач. Но Нари ухаживала за Тэхеном, заботилась о нем и сделала всё, лишь бы ему было хорошо. Убрала, поменяла постельное белье, наверное кормила его и поила. Нари не вела себя, как ребенок, но как ответственный взрослый.
Возможно, она слишком быстро взрослеет.
У Нари не было детства, на которое она заслуживает.
— Когда у тебя экзамены? — хрипло интересуется, не до конца понимая, что его охватила легкая дремота.
— Через две недели.
— Мы с тобой никогда не говорили, куда бы ты хотела поступить.
Нари не напрягается, но её рука на его голове застывает.
— Потому что я не знала. Я всё еще сомневаюсь и…
Звонок в дверь обрывает её мысль. Тэхен хмурится, смотря в сторону выхода из комнаты.
— Кто это?
— Еда, — выдыхает Нари и вылазит из-под Тэхена. — Я заказала полчаса назад.
— Ты пойдешь к курьеру в этом?
Нари закатывает глаза, находит спортивные штаны и надевает. Завязывает шнурок как можно туже в районе талии, поправляет рубашку, запрыгивает в тапочки и шуршит в сторону коридора. Тэхену стоит пойти за ней, но ноги всё еще отказываются ходить.
Когда вообще в последний раз за ним кто-то ухаживал так, как привык ухаживать он за остальными? Это так странно, но приятно – наблюдать, как Нари несет поднос с пакетами Макдональдса, как она предлагает сделать чай или кофе, как она протягивает таблетки, которые помогают прийти в себя после гона. Тэхену приятно, Тэхену… уютно.
Тэхен не беспокоится о том, что всё должно быть наоборот. Неожиданно, он просто принимает её внимание.
Нари садится на кровати, скрестив под собой ноги. Тэхен из лежа перемещается в положение сидя, из-за чего простыня сползает до уровня бедер. Нари кушает чизбургер, пока Тэхен кусает бигмак. Они макают картошку в кетчуп, запивают фантой.
Почему она не заказала колу?
— Ты решила, куда хочешь поступать? — напоминает об их разговоре Тэхен, откидываясь спиной к изголовью и потягивая фанту через трубочку.
Нари вновь застывает, но не теряется. У неё готов ответ, готово решение, просто она не знает, какой момент стоит подобрать, чтобы рассказать и посоветоваться.
После гона, Тэхен более ярче её понимает, а отсутствие блокаторов в крови возвращает их прежнюю связь, благодаря которой он с легкостью считывает Нари.
— Ты в состоянии обсуждать это сейчас? — интересуется, опуская наполовину съеденный чизбургер.
После еды, Тэхену намного лучше. В голове прояснилось, хоть и не до конца. Но обсуждение поступления не стоит больше откладывать. Всё-таки, Нари выпускается со школы и ей нужно выбрать, куда идти дальше.
Тэхену всегда казалось, что она хочет продвигаться в фигурном катании. Победа в турнире юниоров, даже со второго раза – это похвальное достижение. К тому же, Нари всегда горела коньками, всегда стремилась прыгнуть выше, всегда летала и парила.
Наверное, поэтому Тэхен удивляется, когда слышит:
— Я хочу создавать игрушки для детей.
Перед глазами мелькает письмо от её биологического отца, которое Тэхен скомкал и выбросил. Но он помнит, о чем писал Донхён по сей день.
Ты же когда-то хотела быть мастером игрушек.
Спустя пять лет, Нари только сейчас решает поделиться с Тэхеном своей истинной мечтой, которой всегда стыдилась и не осознавала. Даже сейчас, она смущается выбранному пути, смущается, что её цель может быть слишком глупой. Но Тэхен никогда не считает детское рвение пустой тратой времени и ошибочными грезами.
— Хорошо. Куда для этого нужно поступить?
Нари удивляется спокойствию, с каким Тэхен принимает её желание.
— Эм… ну… я провела небольшое расследование. Гуглила университеты, советовалась с Сонми и Джиён, видосы тоже искала, — объясняет Нари, доедая чизбургер. — Есть университет в Сеуле, где можно поступить на промышленный дизайн, а там уже выбрать четкое направление.
Тэхен слушает, немного позабыв о бигмаке.
Нари всерьез хотела стать дизайнером игрушек – приносить детям радость, думать над деталями и формами, оживлять кукол улыбками и дарить детство. Необычная, но вполне ожидаемая мечта не покидала её с тех пор, как она была ребенком.
Если честно, Тэхена это в какой-то степени восхищает.
Неважно, кем бы она хотела стать – он бы поддержал её в любом случае.
— Ты уверена, что хочешь делать именно это?
Нари часто кивает, воодушевленно смотря на Тэхена.
— Да. Да, я очень хочу это делать. Но я не знаю как. Мне нужно учиться рисовать, нужно учиться работать с программами, нужно… изучать рынок, — рассуждает Нари, и её плавная смена из ребенка во взрослую женщину вызывает у Тэхена улыбку. — Я прекрасно понимаю, что будет сложно. Но я хочу. Я очень-очень хочу.
— Если ты очень-очень хочешь, то я сделаю всё, чтобы у тебя была возможность обучаться.
Нари источает запах колы, настолько интенсивный и мощный, что это удивляет и немного путает. Несмотря на то, что во время гона она применила неизмеримое количество феромонов, те чувства, что переполняют её сейчас – слишком сильные и ощутимые, чтобы ограничиваться пределами и лимитами.
Нари подползает ближе к Тэхену, хочет что-то сказать, но у неё не находится слов. Милая и взволнованная, поражает сердце Тэхена, ничего не предпринимая и даже не стараясь. Радость, что сочится из неё, бесценна и прекрасна.
— Нари?
— Ты правда оплатишь мне обучение?
— Чему ты так удивлена? — улыбается Тэхен. — Я ведь твой истинный альфа.
Верно. Главное не то, что он её отец по документам, но то, что он – её мужчина, её партнер; тот, кто поддержит, тот, кто будет рядом до конца жизни. Не из-за бумаг, не из-за обязательств, но просто потому, что Тэхен любит её.
Нари пододвигается еще ближе, утыкаясь лицом в его шею и вдыхая запах лайма.
— А я – твоя омега, — шепчет тихо, до ужаса мило смущаясь.
Тэхен до сих пор не может поверить в то, что ему понадобился целый гон, чтобы окончательно смириться с их связью – не умом, а сердцем.
Он рад, что она пришла. Он рад, что он звал её, что она услышала. Возможно, он был грубым, возможно, следующие периоды гона окажутся сложнее, но вместо ненависти к себе и страха причинить боль, Тэхен знает, что ни за что в жизни не навредит ей.
Какими бы тяжелыми ни были симптомы, как бы он ни хотел её покусать и сломать, сколько бы раз он ни осеменял её – чувства Тэхена слишком сильны.
Да. Не нужно бояться себя. Не нужно прятаться. Зачем, если есть Нари? Зачем, если есть та, которая принимает и любит его? Несмотря на тьму, что въелась в него с рождения, несмотря на доминирующий гон, который Тэхен всегда считал проклятием, Нари видит в нем свет, которым он готов сиять для неё до конца дней.
— Спасибо, Нари, — шепчет в её волосы, обнимая и крепче прижимая к себе.
— Нет. Спасибо тебе, Тэхен.
Возможно, впервые в жизни гон стал для него не наказанием, но подарком, который он с удовольствием принял.
Добавить комментарий