«Ты знаешь, иногда вещи просто всплывают, и это как… бум! У тебя есть идея, и ты снова живёшь.»
(с) “Стажер” 2015г.
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Бонхи говорит нет.
— Я и так слышу, Чимин.
— Ну так чего ты всё еще стоишь на сцене? Вали отсюда. Кто там следующий?
— Я последний, придурок.
— Ты кого придурком назвал?
— Чимин, что мы будем делать? — раздосадовано вздыхает Бонхи и утыкается лбом о стол. — Неужели во всем университете нет никого, кто мог бы подойти на эту роль? Это что, так сложно?
— Я не виноват, что тебя никто не устраивает, — в тоне Чимина проскакивают нотки легкого раздражения. — Мы просмотрели сорок восемь кандидатов. Ты слышишь это число?
— Слышу.
— Я не знаю, что делать, — он шумит бумагами, складывает их стопкой и стучит по столу. — Либо мы заново просим всех этих сорок восемь человек пройти повторный кастинг, либо мы всё отменяем…
— НЕТ! — Бонхи так резко поднимает голову, что к её лбу приклеивается исписанный пометками листочек. Он падает до того, как она потянется рукой к лицу. — Мы ничего не отменяем. Мы поставим этот мюзикл, мы обязательно его поставим, и обязательно найдем идеального актера под роль Д-…
— Так а я чем не подхожу?
— Ты всё еще здесь? — кривится Чимин и смотрит на Джунву.
Бонхи поднимает руку, показывая, чтобы её главный помощник заткнулся. Она делает глубокий вдох, чтобы настроиться на нужную волну, складывает ладони замком, подпирая голову, и внимательно смотрит на недовольного студента-второкурсника.
У него отличные параметры, прекрасный голос и превосходные актерские навыки. Если Бонхи не ошибается, то он, кажется, с факультета сценического искусства. Один из лучших на своем потоке. У него красивые глаза и милые губы. Одежда чаще в светлых, почти ослепляющих тонах, брендовая и безумно дорогая. Джунву творческий, старательный, умеет играть, по-настоящему играть, но…
— Ты – блондин.
В актовом зале тишина стала еще тише.
— Что?
— Она сказала, что ты – блондин.
— Блять, Чимин, еще одно слово…
— Даже если ты перекрасишься в брюнета… даже если бы ты был натуральным брюнетом, ты бы не подошел, — Бонхи жмет плечами. — Ты – отличник, верно? Я еще знаю, что ты не пьешь алкоголь и не куришь. Приходишь на вечеринки и пьешь безалкоголку. А еще я знаю, что ты снялся в двух рекламах… как там было? — Бонхи находит портфолио Джунву. — Ага. Капли для носа и минеральная вода. Ты не подходишь не из-за того, что ты плохо играешь. Ты отлично играешь, но я не чувствую в тебе нужного настроя, нужного вайба. Понимаешь, о чем я?
Джунву хмурится и смотрит на Чимина. Тот проводит пальцами по губам, будто закрывает рот на собачку.
Джунву тяжело вздыхает. Он старается не расстраивается, но по нему видно, что он рассчитывал на эту роль. Наверное, хотел избавиться от своего образа “всегда хорошего парня”, и Бонхи бы помогла ему, но не в этот раз. У них слишком важный и ответственный проект, где всё должно быть идеально, а Джунву – неидеальный кандидат.
— Ладно. Спасибо, — он кланяется и уходит со сцены, больше ничего не сказав.
Бонхи устало вздыхает и скатывается по стулу, почти падая на пол. Вытягивает ноги, бьется носками кроссовок и свешивает руки. Голубые спортивные штаны местами были измазаны ручкой или карандашом, а розовая майка чуточку задралась вверх, открывая живот. Длинные волосы цвета спелого персика спутались на затылке и больше напоминали сухую солому, нежели здоровые, гладкие локоны.
Не так должен выглядеть глава театрального клуба.
— Не драматизируй, — упрекает Чимин, пересматривая всех прошлых кандидатов. — У нас есть еще целых три недели, чтобы дать список.
— Три недели, — мертвым голосом повторяет Бонхи. — Мы не успеем найти актера за три недели.
— Мы просмотрели всего лишь сорок восемь кандидатов.
— Всего лишь? — Бонхи недоверчиво выгибает бровь. — Но ты же сам сказал, чт-…
— Студентов в универе намного больше. Можно кого-то агитировать.
— Да мы уже месяц никого не можем найти. Последняя роль… последняя. Я думала, что мы первым делом найдем людей на главные роли, а что в итоге?
— Не ной, — Чимин хмурится и поворачивается к Бонхи, кладя руку на стол. — Три недели. У нас есть еще три недели. Мы найдем кого-то.
Бонхи поджимает губы и перемещает взгляд на своего друга.
У него волосы тоже не совсем здорово выглядят и нуждаются в повторной покраске. Розовый ему идет, хотя Чимин Бонхи нравился больше, когда он был фиолетовым. Он почти такой же худой, как и она, но более крепкий и гибкий. Белые кроссовки, светлые джинсы с дырками и футболка. Белая футболка с надписью, в которую Бонхи не вчитывается… она сейчас слишком убитая горем, чтобы переводить непереводимую игру слов с английского на корейский.
Несмотря на то, что он занимает пост помощника главного режиссера-постановщика в их скромном, театральном клубе, иногда Чимин брал на себя намного больше, чем нужно. Как минимум – поднятие боевого духа страдальца-режиссера, что совсем не входит в его обязанности.
Бонхи дружит с ним с первого курса, и за четыре года никак не может понять…
— Как ты можешь оставаться таким оптимистом?
— А как ты можешь так расстраиваться из-за какой-то мелочи?
— Это не мелочь, Чими-и-ин! — Бонхи противно растягивает его имя, на что Чимин морщится и отшатывается в сторону. — Если мы никого не найдем, то нас закроют!
— Мы найдем кого-то. Хватит, бляха, ныть! — он тяжело вздыхает и проверяет время на телефоне. — Вставай давай. У нас еще пара.
— Только не история искусства…
— Да, история искусства, — Чимин поднимается, но Бонхи не двигается, поэтому ему приходится ударить ногой по стулу. — Вставай! У нас и так хватает пропусков.
Бонхи с трудом заставляет себя пошевельнуться. Она так медленно двигается, что Чимин успевает сложить всё в её розовый рюкзак и запихнуть его в руки Бонхи, насильно. Он прихватывает свою черную ветровку и указывает на выход из актового зала.
В коридорах привычный, оживленный шум. Перемена почти закончилась, все торопились на занятия. Кто-то нес гитару через весь корпус, кто-то пытался протиснуться с тубусом для чертежей, кто-то тащил целую стопку книжек, кто-то репетировал танец прямо на лестнице, а кто-то чуть не уронил фотоаппарат. Запахи глины, красок и растворителя, казалось, въелись в стены, но никто не обращал внимания.
Бонхи слышала, как с ней здоровались, но за неё отвечал Чимин. Она шла, уткнувшись взглядом в пол, пытаясь придумать, что же делать дальше. Иногда врезалась в кого-то, но Чимин тут же тянул на себя, извиняясь перед студентами.
Несмотря на окружающий шум, в голове Бонхи крутились одни единственные мысли о будущем выступлении, об актерах и сценарии, о том, как, черт возьми, найти подходящего человека на главную мужскую роль. Сорок восемь – это, на самом деле, не так уж много. Во всем университете около 3000 учащихся, а значит, можно попытать удачу в оставшихся 2942-ух.
— Бонхи-и-и! Ты слышишь меня?
Бонхи вздрагивает и понимает, что они с Чимином уже возле аудитории. Перед ней, размахивая ладошкой, стоит Ханби – девушка с факультета музыкального театра и, по совместительству, очень хорошая подруга Бонхи.
Низенькая, худенькая, с коротким, светло-русым каре, проколотыми ушами и забитыми татуировками руками. Всегда красит короткие ногти в черный, выводит тонкие стрелки на глазах и одевается во что-то монотонное, как сейчас: белая футболка, коричневые джинсы и светлые оксфорды. Ханби была студенткой по обмену, прилетевшей из Штатов, хотя родители чистокровные корейцы.
У неё всегда был уставший взгляд, от которого многие тащились. Первокурсники боялись подойти к ней, хотя мечтали взять у неё уроки английского.
Бонхи же познакомилась с Ханби совершенно случайно. Она нашла её плачущей в туалете на одной из вечеринок на втором курсе. Американка рыдала возле унитаза, бормотала о том, как она скучает по маме, и как она ненавидит отца. После того случая она взяла с Бонхи клятву, что никто не узнает об этом позоре. Никто так и не узнал.
Как они сдружились – непонятно. Чимин до сих пор задается этим вопросом. Он вообще не мог переваривать Ханби, хотя изредка признавал, что, как хореограф, она хороша.
— Привет, — тяжело вздыхая, выдавливает из себя Бонхи.
Ханби скрещивает руки на груди, окидывая режиссера оценивающим взглядом. Надувает пузырь из жвачки и тут же лопает его. Вопросительно смотрит на Чимина, ожидая ответа, но тот просто машет рукой, не желая ничего объяснять. Ханби остается недовольна.
— “Don’t get horny around me. I’m empath”,* — зачитывает, смотря на футболку Чимина. — Dude*, ты вообще понимаешь, что ты носишь? Я понимаю, что это твоя фишка, но, Jesus*, может, тебе подарить что-то нормальное? Like*, обыкновенную, одноцветную футболку?
— Скучное, как у тебя? Нет уж, спасибо, — кривится Чимин.
Ханби жмет плечами, надувает еще один пузырь и вновь смотрит на Бонхи.
— На тебе лица нет… what happened, dear?*
Бонхи вновь тяжело вздыхает, как можно глубже, как можно драматичнее, так, чтобы Ханби поняла весь ужас ситуации.
— Моему… клубу… конец.
Чимин раздраженно цыкает.
— Мы просто не можем найти актера.
— Актера? — Ханби прищуривается, что-то вспоминая. — Yeah, я слышала. Мой одногруппник ходил на пробы… Кевин, кажется.
— Который, как и ты, с Америки? — уточняет Чимин, и Ханби кивает. — Он даже не успел закончить сцену.
— What do you mean?*
— Он был ужасным, — хмурясь, отвечает Бонхи.
— Ужасным? — выгибая бровь, переспрашивает Ханби. — Кевин почти моего уровня. Dunno*, как он в пении и актерстве, но… но телом владеет хорошо. Да и ты же ставишь американский мюзикл, yeah? Думаю, что если в главной роли будет американец, а не кореец, то…
— Мало. Этого мало, — мотает головой Бонхи. — Мне никто не понравился.
— Wait*. Ты сказала, что твоему клубу конец. Только из-за этого?
Бонхи вновь вздыхает. Держит паузу, долго держит. Странно, что Чимин не психанул и не ответил за неё.
— Понимаешь ли…
Бонхи не успевает ответить – двери аудитории отворяются, профессор приглашает всех внутрь.
Ханби хватает молодого режиссера за руку и тянет на первый ряд. Чимина крадут его друзья с факультета изобразительного искусства и тащат выше, подальше. Бонхи машет ему на прощание и получает в ответ виноватую улыбку.
На самом деле, её сейчас меньше всего волнует, кто где сидит.
— О, Бонхи. Привет.
— Привет, Намджун.
Намджун садится сзади, на ряд выше. Он тоже с факультета ИЗО, как и большинство из сегодняшней группы.
Так получилось, что факультет Бонхи и Чимина – факультет драматургии – соединили с изобразительным искусством и хореографией ради одной пары в неделю. История искусства у них продлится до конца первого семестра, и Бонхи очень рада, что она не одна на таком скучном предмете.
Намджун скидывает с себя курточку от Dior, поправляет белую рубашку поло с красным воротом и достает телефон с ключами от машины из широких, темно-серых штанов. Он взлохмачивает светлые волосы и наклоняется чуть вперед, чтобы стукнуться кулачками с Ханби и сочувственно посмотреть на молодого режиссера.
— Чего такая грустная? Сама на себя не похожа…
Бонхи хмурится, выпрямляется и поворачивается к Намджуну.
— Почему ты не пришел на пробы?
Он когда-то играл Джина из “Алладина”. Бонхи сама его одобрила. В нынешней ситуации она бы выбрала его, и он был бы намного лучше всех сорока восьми кандидатов.
— Потому что у меня проект, — он виновато улыбается и стучит пальчиками по тубусу. — В этом году не будет времени, прости.
Бонхи откидывается на спинку и отрешенно смотрит на тетрадку с книгами.
— Всё нормально.
— Я видел расклеенные объявления и слышал, как ты отшила всех парней, кто пробовался на главную роль.
— Ага…
— Не переживай – найдешь. Твой клуб уж точно не закроют.
Намджун был одним из немногих, кто понимал Бонхи. Он являлся главой спортивного клуба. Тоже переживал, что ему обрежут финансирование и придется всех распустить, но он был отличным лидером. Намджун за пару лет сумел сделать из дряхлых музыкантов и тощих актеров чуть ли не настоящих атлетов, добился расширения университетского спортзала и даже создал футбольную команду, которая выезжает на игры с другими университетами раз в год. Ко всему прочему, он и сам не забывает учиться.
Бонхи заботилась о своем клубе не меньше. У неё тоже много желающих, много постоянных актеров и актрис. Факультет ИЗО всегда отзывается, если нужно сделать декорации, а факультет художественного дизайна никогда не ленится создать необходимые костюмы. Многие сценаристы не против помочь с адаптацией, а музыканты с удовольствием аккомпанируют.
Каждое Рождество, каждый Хэллоуин, даже Пасха или день Святого Валентина – театральный кружок всё время что-то готовил. Несмотря на то, что по большей части Бонхи ставила уже всем известные спектакли, главный актовый зал всегда был забит. Студенты приводили своих друзей или семью, и все наслаждались представлением.
Все любили театральный клуб, очень любили.
Но последнее время Бонхи ужасно строга. Грядущее выступление невероятно важно как для клуба, так и лично для неё.
Она не переживет, если его закроют.
Но, чтобы его не закрыли, нужно показать идеальное выступление. Для идеального выступления нужен идеальный актер. Идеального актера так и не найдено… значит, клуб закроют?!
Ханби щелкает пальцами перед лицом, возвращая Бонхи с транса.
— Ты сейчас взорвешься.
— Прости, — она тяжело вздыхает и утыкается лицом в ладони. — Не могу думать ни о чем другом.
— Так и в чем проблема? — вновь спрашивает Ханби. — Что такого в том, что ты не нашла актера?
— В конце года будут проводить, можно сказать, ревизию каждого клуба в универе, — вместо Бонхи, отвечает Намджун, и она очень ему благодарна. — Нужен или не нужен? Полезен или бесполезен? Стоит ли и дальше выделять деньги? Мой клуб тоже будут рассматривать. Не знаю, почему Бонхи так боится… тебя вряд ли закроют.
— Из-за моего клуба у студентов много пропусков, я постоянно забываю подавать отчеты о деятельности клуба, а еще мы бываем очень шумными, — она медленно перемещает ладони ко лбу и смотрит в стол. — Я уже молчу про те два раза в прошлом году, когда наши актеры подрались.
Ханби ухмыляется, вспоминая с особым удовольствием.
— Но это мелочи, Бонхи, — ласково напоминает Намджун. — Твой клуб сотрудничает с другими, ты всегда всё делаешь в срок, и… и ты приносишь пользу универу. По сути, твой клуб один из главных в общественной жизни университета.
Бонхи хмурится и поворачивается лицом к Намджуну.
— Клуб кулинарного мастерства и выпечки тоже приносил пользу, но их закрыли год назад.
— Так мы университет искусства, а не пищевой промышленности, — фыркает Ханби и вновь лопает пузырь.
— Но они же тоже приносили пользу, если следовать логике Намджуна, — перечит Бонхи. — Когда был день открытых дверей, они тогда собрали самую большую кассу.
— Да, но в последствии студенты поступали не из-за булочек и пончиков, а из-за таких клубов, как твой, — с мягкой улыбкой, говорит Намджун.
— Anyway*, если ты возьмешь того же Кевина, то ничего страшного не случится, — Ханби ведет плечом.
— Нет. Нет, я не могу. Не могу себя заставить, — Бонхи корчится от боли, будто в груди ножом ковыряют. — Как я могу взять актера, который меня не устраивает? Мне с ним нужно работать… а мне не нравится работать с теми, кто меня не устраивает. Это ужасно. Это… ой, это так ужасно…
Ханби отрешенно наблюдает за страдающей Бонхи, пока Намджун ободряюще хлопает по плечу.
С коридора раздается звонок. Студенты продолжают шуметь даже после того, как профессор закрывает дверь, но все умолкают, когда он нарочито громко прочищает горло и включает проектор. Мистер Ли объявляет сегодняшнюю тему, пока включает презентацию и запускает её.
Бонхи сидит на первом ряду, а всё равно не может разобрать, что там написано. Не может вслушаться в голос профессора, не может долго смотреть на доску.
Мыслями она очень далеко, и не вернется обратно, пока не решит, что же делать дальше.
Ханби толкает локтем в бок, кивает головой на тетрадку, а ручкой указывает на доску. Там важные термины, даты и имена. Всё нужно записывать, ведь экзамены никто не отменял. Бонхи знает, она знает, что нужно сконцентрироваться на сегодняшней теме и на полтора часа забыть о будущем проекте, но она ничего не может с собой поделать.
Тяжело вздохнув, Бонхи открывает блокнот, пустым взглядом рассматривая чистые страницы. Щелкает ручкой, что-то записывает. Время идет, профессор что-то рассказывает, всё превращается в ровный, однообразный поток.
Стук в дверь выводит из дремоты.
Все студенты отрываются от лекции, а профессор приглашает зайти.
Бонхи, подперев голову, лениво смотрит на вошедшего и тут…
…и тут происходит тот самый БУМ!
БУМ!
БУМ, как при фейерверке, как при расцветающей розе, как при вылетевшей пробке из бутылки шампанского.
БУМ, как взрыв, как самый большой в мире взрыв, что сносит всё на своём пути.
БУМ, что покрывает яркими красками черно-белый мир, где не было ни надежды, ни веры.
Бонхи будто бы медленно восстала из пепла. Последние несколько дней она только и делала, что сгорала дотла, а сейчас готова расправить крылья.
Господи-Боже.
Кто это?
Кто этот парень?
В кожанке и голубых, широких джинсах. Кто это? В белой футболке и коричневых ботинках. Кто же он? С длинным, наспех завязанным красно-синим шарфом на шее и проводными наушниками на голове. Кто он такой?
Волосы настолько черные, что на свету они переливаются холодными оттенками. Влажные, не до конца высохшие. Несколько прядей падает на лицо, на безумно красивое лицо. Крупный нос, пухлые губы, густые брови и глаза… карие глаза.
Взгляд тяжелый, отстраненный, холодный.
Кто. Он. Такой.
Почему на его щеке пластырь? Почему под его глазом фингал? Почему у него на брови шрам, а уголок рта покрасневший?
— Простите за опоздание.
Бонхи впервые в своей жизни чувствует мурашки из-за чьего-то голоса. Бархатного, густого баса, проникающего в самую душу.
— Э-э-э… погоди-те, вы кто? Вы есть в списке? — профессор не узнает студента и подходит к журналу, проверяя имена и фамилии.
— Тэхен. Ким Тэхен.
Тэхен.
— А. Тэхен. Да, мне за вас говорили, — мистер Ли кивает и смотрит на парня ни то с неодобрением, ни то с сочувствием. — Надеюсь, вы понимаете, что опоздания у нас не приветствуются?
— Понимаю.
— И что, обычно, мы отмечаем тех, кто опоздал больше, чем на десять минут? — Тэхен кивает. — Очень надеюсь, что на следующую пару вы придете вовремя. Занимайте место.
Тэхен поднимается выше, смотря исключительно перед собой. Бонхи следит за ним до тех пор, пока он не сядет на самом верхнем ряду, подальше от всех.
Совершенно случайно сталкивается взглядом с Чимином, который замечает в ней то, чего уже давно не было. Он ухмыляется, кивает, молча одобряя, молча понимая, и затем отвлекается на шепот своих друзей.
Точно. Бонхи не сразу заметила, но вся аудитория перешептывалась.
Ханби в очередной раз толкает в бок, заставляя повернуться лицом к профессору. Судя по всему, её не очень заинтересовал Тэхен – она вообще редко кем интересовалась. Ханби вряд ли что-то о нем знает. Если бы знала, что ответила на немой вопрос в глазах Бонхи.
Значит… он с факультета ИЗО?
Телефон вибрирует. На экране высвечивается сообщение от Чимина.
Попугай
Твоё мнение?
Бонхи облизывает губы, делает глубокий вдох и медленный выдох. Замечает, как у неё дрожат пальцы, и чувствует, как у неё ускорилось сердцебиение. Хотелось вырваться с истории искусства, хотелось взять Тэхена за шкирку и потащить прямиком в актовый зал. Впихнуть ему текст и смотреть. Смотреть и слушать, смотреть и наслаждаться, потому что да… черт возьми, да.
Это он.
Он нужен Бонхи.
Princess Peach
Я сдохну, но я возьму его на роль Дэнни Зуко.
________
Don’t get horny around me. I’m empath. – “Не возбуждайтесь рядом со мной. Я эмпат.”
Dude – “Чувак”
Jesus – “Иисус”
Like – “Типа”
What happened, dear? – “что случилось, дорогая?”
What do you mean? – “Что ты имеешь в виду?”
Dunno – (сокр. от “Do not know”) “не знаю”
Wait. – “Погоди.”
Anyway – “В общем”
Добавить комментарий