— Парни не плачут, они выходят на лестницу покурить.
(с) “Джонни Д.”, 2009г.
— “Last Christmas, I gave you my heart, but the very next day, you gave it away. This year, to save me from tears, I’ll give it to someone special”, — подпевает Бонхи, качая головой и топая ногой.
Весь вчерашний день она потратила на поиски подарка Тэхену. Раздобыла розовую бумагу с принтом маленьких котиков в новогодних шапках, которую она теперь режет ножницами, сгибает в углах и склеивает скотчем.
Катастрофически сложно найти хороший подарок для парня-художника в пик зимних праздников. Всё закрыто, все празднуют, отдыхают, и, казалось, что одна Бонхи мечется по всему Сеулу в надежде уловить хоть что-то более-менее приличное.
Каким-то чудом она наткнулась на магазин художественных принадлежностей в другом конце города, который всё еще работал. Среди дюжины холстов, мольбертов, банок с красками и ёмкостей с растворами, Бонхи остановилась на графитных карандашах разной твердости. Производитель немецкий, “Faber-Castell”. Продавец сказал, что один из лучших и самых популярных. Бонхи даже написала Намджуну, скинув фотографию, и тот сказал, что Тэхену будет полезно.
В небольшую зеленую металическую коробочку также входила точилка с двумя отверстиями, два ластика, кисточка и одна палочка из прессованной бумаги для растушевки.
Бонхи очень надеется, что Тэхену понравится. Для неё карандаш – это обыкновенный инструмент, которым она вносит правки в сценарий, но Новичок же явно лучше разбирается.
Вместо рождественской попсы с портативной колонки раздается звук маримбы, вынуждая отвлечься. Бонхи хмурится, смотря в телефон, что лежал рядом на столе. Фотография Тэхена с подписью “Спичка” удивляет.
Вообще-то, это она должна была бы ему позвонить сегодня и поздравить с Днем Рождения, но… только час дня. Он думает, что она забыла?
Бонхи ухмыляется и проводит пальцем по экрану.
— Да-да, я помню, что у…
— Ты занята? — по комнате разносится несколько встревоженный голос Тэхена.
Бонхи хмурится, вновь смотря на телефон.
Даже если бы она была занята премьерой “Бриолина”, она бы всё отложила ради Тэхена.
Нужно будет подумать об этом… но позже.
Бонхи выключает колонку и подносит трубку к уху.
— Нет. Что такое?
Тэхен тяжело вздыхает. Слышно щелчок зажигалки, затяжку, дым.
— Я… мне надо поговорить. С тобой.
Бонхи напрягается, но всё равно пытается не паниковать раньше времени.
— Объясни, что случилось?
— Мне отец позвонил.
Бонхи закрывает глаза, откидывается на спинку стула и проводит ладонью по лицу.
Конечно. Почему бы Тэхен еще так бесился?
— И? И что? Поздравил с Днем Рождения?
В трубке раздается саркастический смешок, и Бонхи прям видит, как Тэхен закатывает глаза. Где он вообще? Слышно легкий ветер, клаксоны машин. Он у себя дома или решил проветриться?
— Да, блять. Где-то между его блядскими наездами и криками проскочило что-то похожее на “С Днем Рождения, сын”, — он опять затягивается, опять выдыхает. — Я… я не понимаю, какого хуя он ко мне прицепился? Он ждет от меня извинений? Хуй он их получит.
— Тэхен, успокойся. Он требует от тебя извинений, ведь он – твой отец.
— Да мне похуй, что он мой отец, — агрессивно возмущается Тэхен. — Ты знаешь мою ситуацию, так почему ты не на моей стороне?
Он звучит обиженно, озлобленно. Учитывая, как быстро он вспыхивает, и как ярко может гореть, то у него наверняка дрожат пальцы, кровь бурлит в жилах, и руки чешутся кому-то врезать. Бонхи помнит и знает, каков Тэхен в гневе, как ему сложно прийти в себя, если рядом никого нет…
Поэтому она старается быть мягкой, не заводиться вместе с ним.
— Тэхен. Я всегда на твоей стороне, — с нажимом говорит Бонхи, смотря на мраморный пол. — Ты… я… я просто объясняю тебе, почему он так говорит… так действует. Успокойся.
Затяжка, еще одна.
Тэхен цыкает.
— Блять.
— Он… ведь не приедет к тебе с Тэгу?
Тэхен фыркает.
— Нет, конечно. Он требует, чтобы я приехал к нему. Проведал его. Пиздец. И знаешь, что? Мама, блять, поддерживает его, — Бонхи смотрит в окно, прикрытое шторами, а видит Тэхена, что эмоционально размахивает рукой с сигаретой. — Говорит, что они соскучились, и папа тоже соскучился. Он просто не знает, как, блять, еще выразить свою, сука, любовь. Почему она не видит? Не слышит?
Затяжка, еще затяжка. Возможно, это не первая сигарета после разговора с отцом.
— Тэхен, у твоих родителей… сложная ситуация, — хмурится Бонхи и встает со стула, расхаживая по комнате. Она пытается подобрать правильные, нужные слова. — Я… я уверена, что твоя мама, глубоко в душе, хочет уйти, но просто… боится. Боится остаться одна.
— Но ведь одной проще, нет? Не будет криков, не будет… никто не будет её избивать. Я же вообще не знаю, что у них происходит, — Тэхен делает затяжку, выпускает дым. — Вдруг он продолжает её бить? Прошло полгода с тех пор, как мы подрались, он уже должен был поправиться.
— Почему ты просто не позвонишь в полицию? Тэхен, это домашнее насилие.
— Я уже ничего не докажу. Мне нужны доказательства. Мама не даст показания. Никогда.
— Она выходила с тобой на видеозвонки?
Тэхен отвечает, но не сразу.
— Да.
— И? Были следы избиения?
— Нет. Но она была в гольфе с высоким горлом и длинными рукавами. И она никогда мне не признается, даже если я спрошу, — слышно еще один щелчок зажигалки. Тэхен приступил ко второй сигарете, и в его тоне вместо испепеляющей злости вдруг чувствуется отчаяние и необыкновенная усталость, когда он говорит: — Я… я не знаю, что делать.
Бонхи тоже не знает.
Уверена лишь в одном – она хочет увидеть его, быть рядом. Обнять и утешить, взять за руку и не отпускать. Дать ему тепло, в котором он так нуждается. Сердце разрывается. Тэхен один в центре Сеула, и единственная, кому он может позвонить и высказаться – его девушка.
Что он делал раньше? Он должен знать, что позвони он Чимину, Намджуну, да хоть Ханби или Хенджину – все выслушают.
Но Тэхен всё равно ведь не будет обращаться за помощью.
Они молчат меньше минуты. Новичок продолжает курить. Бонхи стоит посреди комнаты, обняв себя одной рукой, пока вторая держит телефон возле уха. Она смотрит на свои белые тапочки, фиолетовые пижамные штаны и пальцами мнет футболку у ребер.
Тэхен не бросает трубку, не убегает. Он нуждается в Бонхи.
— Для начала – успокойся. Ты не в Тэгу. Ты – в Сеуле, далеко от отца, — выдыхает режиссер, медленно передвигаясь по комнате. — Я понимаю, ты хочешь защитить свою маму, ты хочешь, чтобы с ней всё было в порядке, но… но если ты туда поедешь, то всё может быть еще хуже, понимаешь? — Тэхен не отвечает, но он слушает. — Вы опять можете подраться, ты… тебя опять могут исключить из университета. Я… я думаю, что лучшее для тебя решение – остаться в Сеуле. Тем более… твои соседи вызвали копов, когда вы дрались с отцом. Думаю, если они услышат крики твоей матери, то сделают то же самое. Так?
Затяжка. Медленная. Менее агрессивная и резкая.
— Наверное.
— Тэхен, у тебя сегодня День Рождения. Не позволяй никому портить тебе настроение.
Он издает саркастичный смешок.
— Легко сказать.
Бонхи даёт ему время прийти в себя, и лишь спустя некоторое время спрашивает:
— Успокоился?
После недолгой паузы, он отвечает:
— Немного. Да, — Тэхен делает глубокий вдох. Казалось, он потушил вторую сигарету, не докурив даже до конца. — Спасибо.
— Не говори с ним. Говори только с мамой, — жестикулируя свободной ладонью, говорит Бонхи и садится на кровать. — Если она хочет передать трубку отцу, тут же бросай. Скажи ей, что ты готов общаться только с ней.
— Она меня не слушает, — более смиренно отвечает Тэхен. — Она хочет, чтобы мы с отцом помирились. Но, блять… я не согласен мириться с этим ублюдком. Он требует моих извинений, считая, что это моя вина.
— Всё, не заводись заново, Тэхен. Ты не виноват. Он виноват. Он, как отец, должен быть мудрее тебя, я согласна. Но не позволяй ему манипулировать тобой так же, как он манипулирует твоей матерью.
Бонхи и сама на секунду удивляется собственному умозаключению. Замолкает, заново прокручивает в голове сказанное и кивает самой себе.
Тэхен, судя по всему, тоже впечатлен.
Молчание – привычная составляющая их бесед, и Бонхи не торопит Новичка с выводами. Она скидывает тапки, машет ногами и ждет.
В трубке раздается глубокий вдох и медленный выдох.
— Я…
Тэхен не заканчивает мысль. Режиссер немного удивляется и хмурится.
— Ты?
— Когда ты сможешь ко мне прийти?
Ноги Бонхи застывают, а её сердце, кажется, пропускает знакомый удар.
В нем чувствуется необъяснимая спешка.
— Не сегодня… и завтра тоже, — виновато морщится Бонхи.
— На выходных?
Моментально спрашивает, как будто ему срочно нужен ответ.
Как будто ему жизненно необходимо встретиться с Бонхи.
— Да. Да, смогу.
— Хорошо.
— Ты… точно успокоился?
— Да. Спасибо, — Тэхен звучит более знакомо: мягко, тихо, но всё еще измотанно. — Ты, кстати, уже выбрала мне подарок?
Бонхи напрягается и оглядывается на почти полностью упакованную коробку, которая должна быть сюрпризом для Новичка. К тому же… он так резко меняет тему. Он действительно успокоился или просто хочет как можно быстрее забыть об этом?
— Н-нет. К сожалению, приду без подарка, — подняв носик, сообщает Бонхи, но тут же слышит недоверчивую ухмылку.
— Ты не придешь без подарка. Я тебя не пущу.
Режиссер возмущенно открывает рот и хмурится.
— Пустишь!
— У меня День Рождения. Я имею право требовать от тебя подарок.
Ясно. Озлобленный и страдающий Тэхен теперь превратился в самовлюбленного мерзавца – классический образ Новичка, который очень раздражает, но и в то же время привлекает Бонхи.
— Я не успела ничего найти, — объясняет режиссер, стараясь звучать как можно более естественно. — Все приличные магазины закрыты на Рождество и Новый Год.
— И ты ничего не придумала? — с издевкой, с язвительной насмешкой спрашивает Тэхен.
Вот козел.
— Представь себе.
Новичок разочарованно вздыхает, и Бонхи с последних сил не бросает трубку.
— Своему любимому парню не подготовить подарок на День Рождения…
— ТЫ! — кричит режиссер и подскакивает с кровати, чувствуя, как краснеет лицо. — Ты вообще знаешь, когда у меня День Рождения?!
— Знаю. 19 июня.
Вот черт.
Шанс угадать ужасно мал, так что…
— Откуда ты знаешь?!
— Когда-то спросил у Сонгён… или у Чимина. Не помню, — невозмутимо отвечает Тэхен.
Бонхи крепче сжимает телефон, опускает его просто для того, чтобы выдохнуть, и затем вновь подносит к уху.
— У тебя есть полгода, а у меня было пять дней.
— Так кто виноват, что ты не узнала, когда у меня День Рождения, м? — ухмыляется Тэхен и, Бонхи готова поклясться, что он безумно доволен собой.
— Можно подумать, ты кому-то из труппы говорил, — шипит сквозь зубы.
— Если бы очень хотела, то ты бы нашла способ.
— Ты такой мудак, — рычит Бонхи.
— Да-да, я помню.
Он смеется. По крайней мере, он смеется, а не злится. Хоть кому-то весело…
Бонхи закусывает щеку изнутри, стараясь держать себя в руках. Нет, даже хорошо, что они не встретились, иначе она бы ему нос оторвала за такую наглость. Она его слушает, помогает ему, даёт советы и успокаивает, а он – прикалывается и шутит.
Бонхи делает глубокий вдох и садится обратно на стул, смотря на подарок Тэхена.
— Во сколько к тебе приехать? — всё еще злится, всё еще хмурится, бурча в трубку.
— М-м-м… ты с ночевкой?
Ты с ночевкой?
Хорошо, что она села, иначе бы она упала.
С. Ночевкой.
А Бонхи с ночевкой?!
Лицо и так было красным, но теперь оно горит, а волосы вот-вот встанут дыбом. Она сглатывает, нервно облизывает губы, прислушиваясь к собственному сердцебиению.
Может, она перегибает? Ночевка – это не всегда что-то грязное и постыдное, так? Она ходила на ночевку к Ханби и Сонгён, спала в доме Чимина.
Но пойти домой к Ким Тэхену и остаться у него на ночь… будучи его девушкой.
Последнее время Бонхи слишком много думает об этом. Она не привыкла. Нет. Она не может привыкнуть.
— Бонхи? Ты тут вообще? — фыркает Тэхен.
— Д-да. Да. Кхм… а м-можно с ночевкой? — она нервно проводит рукой по шее, чувствуя бешеный пульс.
— Конечно. Я буду только рад, если ты останешься у меня на ночь, — мягко, нежно шепчет и улыбается, вынуждая Бонхи закрыть глаза и опустить телефон вниз.
Он смерти её хочет?
Пальцами мнет переносицу, стараясь успокоиться и вновь прикладывает айфон к уху.
— Я… поговорю с родителями.
— Серьезно? Тебе нужно разрешение родителей, чтобы переночевать у меня? — не веря, интересуется Тэхен. — На вечеринки ты тоже отпрашиваешься?
— На вечеринках я ни с кем не встречалась. Но ты… в общем, я… и они… короче! Думаю, я на всякий случай уточню.
Тэхен опять смеется.
— Хорошо. Но ты… ты хочешь остаться?
Бонхи откидывает голову назад, накрывая глаза ладонью, и почти стонет в воздух, понимая, что Тэхену ничего не стоит не только вывести её из себя, но и смутить.
Он действительно переживает по этому поводу? Боится, что Бонхи не желает того же, что и он?
Какой же странный.
— Да, — выдыхает, сползая на стуле. — Да, хочу.
Хорошо, что Тэхен не видит, как её тут кроет.
— Тогда… напиши мне, отпустили тебя или нет. Если тебя отпустят, то приезжай к четырем-пяти вечера. Если нет – час-два дня. Ок?
— Ок.
Бонхи хочет закончить разговор только для того, чтобы успокоиться и, возможно, сходить в холодный душ. Но Тэхен не кладет трубку.
Вместо этого, он слишком нежно и заботливо говорит:
— Я… я ничего не сделаю… если ты… если ты не захочешь, Бонхи.
Боже.
Может, притвориться дурочкой? Сказать, что она вообще не понимает, о чем он…
Но Бонхи понимает.
— Спасибо, — тихо отвечает, не представляя, как она вообще будет в глаза ему смотреть.
Слышно, как Тэхен улыбается, как он чем-то хлопает – похоже на окно или балкон.
— Спасибо, что ответила.
— Спасибо, что позвонил. И… и с Днем Рождения, Тэхен.
— Спасибо. Пока, Бонхи.
— Пока…
Он первый кладет трубку. Бонхи заставляет себя нормально сесть на стуле, чтобы посмотреть на экран телефона. Тэхен позвонил ей злой и раздраженный, чтобы выговориться и успокоиться, и так всё и получилось. Только теперь Бонхи нервничает и с волнением смотрит на контакт Новичка.
Не слишком ли всё… быстро? Они встречаются неделю, а он уже не просто приглашает к себе в гости, но предлагает остаться на ночевку. Бонхи знает, что некоторых однокурсников и ребят из труппы не мучила проблематика дозволенности тех или иных проявлений симпатий, но… но она ведь не знает, как это, что это…
Боже. Он сказал, что не сделает ничего такого, если она не захочет.
Проблема, блять, в другом.
Бонхи как раз-таки очень хочет, и её собственные желания убивают и вынуждают сгорать со стыда.
Даже ни с кем посоветоваться не может. Никто не знает, что режиссер встречается с Новичком, и лучше никому об этом не знать… пока что.
Бонхи шумно выдыхает, выходит из комнаты и зовет маму, крича на весь дом.
***
Так. Спокойно. Всё будет хорошо. Она просто приехала к своему парню в гости, она просто останется у него на ночевку, она просто… просто хочет отдать ему подарок и поздравить с Днем Рождения.
Бонхи выходит из машины, застегивает светлое, зимнее пальто и забирает с багажника два бумажных пакета: в одном – подарок для Тэхена, в другом – пижама, носки, косметичка, зубная щетка и зарядное для айфона. Отпускает водителя, говоря, что сообщит завтра, когда её забирать. Выдыхая пар, наблюдает, как машина уезжает, и затем переводит взгляд на многоэтажный, жилой дом.
Не новостройка, но здание не выглядит старым и изношенным. Около двенадцати этажей, всего один подъезд. На некоторых окнах висит гирлянда, где-то видно рождественскую ёлку, где-то мелькают люди. Тэхен не говорил, какой этаж – он написал квартиру и сказал набрать на домофоне.
Бонхи вводит номер “37” на панели.
— Четвертый этаж, — слышится искаженный голос Тэхена, а после – характерный щелчок отворившегося замка.
Внутри теплее, чем снаружи. Бонхи покрывается мурашками, надеясь, что она не сильно перегнула с сегодняшним внешним видом. Вроде бы, ничего такого: нежно-голубая юбка-солнышко чуть выше колен кажется милой и свежей; белый, кружевной кроп-топ хоть и открытый, но розовая, вязаная кофточка с длинными рукавами скрывала руки, грудь и заканчивалась у линии талии; теплые, белые гольфины… Бонхи не хотела их надевать, но Анна настояла снять “безвкусные капронки” и надеть что-то, что очень напоминает чулки.
Рассматривая себя в отражении лифта, Бонхи стряхивает с розовых сапог снег и поправляет выпрямленные утюжком волосы. Подходит ближе, чтобы проверить помаду и тушь. Несколько раз моргает, крутит головой, чтобы оценить себя со всех ракурсов, и нервно выдыхает.
Считается ли это свиданием? Нет. Или да? Она будет смотреться слишком глупой, если напрямую спросит об этом у Тэхена? Наверное, он подумает, что она совсем чайник… но Бонхи и есть чайник! Она ведь предупредила его, что он у неё первый… во всех смыслах первый. Значит, всё должно быть хорошо, да?
Лифт останавливается на четвертом этаже. Бонхи казалось, что она ехала вечность.
Выходя в коридор, оглядывается по сторонам, но ей даже не нужно всматриваться в номера квартир – Тэхен стоял у открытой двери, облокотившись о ручку.
…почему? Почему ему стоит натянуть на себя обычную, черную футболку с темными джинсами, и Бонхи уже готова терять голову? Почему? Она неосознанно цепляет взглядом татуировки, скользит по его шее и подмечает несколько влажных локонов. Сушился и не успел? Чем ближе Бонхи подходит, тем больше чувствует чарующий, мускусный аромат его одеколона и… тем больше замечает, как Тэхен пялится на то, что выглядывает из-под расстегнутого пальто.
— Привет, — улыбается Бонхи, отвлекая Новичка от созерцания.
Взгляд с уверенного меняется на более взволнованный. Он сглатывает, кивает и пропускает внутрь.
Тэхен хлопает дверьми, закрывает на верхний и нижний замок. Помогает снять пальто и, пока вешает его на крючок, указывает на черные тапочки. Точно такие же, как и на нем, только на несколько размеров меньше. Бонхи опускает пакет с вещами на пол, но подарок всё еще держит при себе. Хочет вручить и поздравить, но квартира Тэхена привлекает слишком много внимания и вызывает бескрайнее любопытство, так что режиссер проходить вглубь студии, осматриваясь.
Пахнет… вкусно. Сигаретами не несет. Квартира светлая, чистая, относительно пустая.
На журнальном столике замечает две пиццы, миску с фруктами и ягодами. Тэхен всё это сам купил и заказал? Рядом лежит пульт. Жилье Новичка размером с комнату Бонхи, но здесь помещается всё, что необходимо: крохотная кухня с белым холодильником и круглым, обеденным столиком; диван, телевизор, двухместная кровать, шкаф, зеркало в полный рост, торшер, мольберт и комод. Сверху комода десятки кисточек разной толщины, пару скетч-буков и альбомов, тюбики, фломастеры, карандаши. На стене – доска с прикрепленными рисунками Тэхена, от которых у Бонхи дух перехватывает.
— Здесь по большей части работы для универа, — объясняет Новичок, замечая интерес режиссера. — Вот это, — он указывает на детально прорисованный череп, — для анатомии. Вот это, — палец двигается к изображениям разных, безликих фигур, – тренировал позы, перспективу. А это, — он обводит ладонью несколько небольших пейзажей, – для профессора Мина. Этюды.
— Вау. Я… ну… я ведь еще не видела твоих… ни рисунков, ни набросков – ничего, — хмурится Бонхи и подходит ближе, всматриваясь в линии, мазки, цвета.
Оказывается, Тэхен очень красиво рисует. Несмотря на то, что всё это – работы для университета, они всё равно цепляют. Бонхи тут же представляет, как Тэхен, надев наушники и включив кассетный плеер, садится на кровать, берет карандаш и задумчиво выводит замысловатые образы. Она всего лишь раз ловила его за рисованием, и тогда он вряд ли согласился бы пригласить к себе домой ради своих картин.
— Вон там, если что, туалет, — Тэхен указывает на дверь недалеко от главного входа. — Ванной нет. Только душ. И…
— Ой, Тэхен! Я же… это тебе! — спохватившись, Бонхи протягивает Новичку пакет, и тот с ухмылкой его принимает. — С Днем Рождения!
— Ты же говорила, что не успела.
— Ну-у-у… пришлось попотеть, — скрещивая руки на груди, бормочет режиссер. — Надеюсь, тебе понравится.
Тэхен вытаскивает упакованный подарок и фыркает с рисунков котиков. Аккуратно опустив пакет на пол, он медленно разрывает бумагу и с удивлением рассматривает набор карандашей. Судя по тому, как с его лица исчезла ухмылка, а в глазах промелькнул практически детский восторг, Бонхи угадала с подарком.
Нужно будет поблагодарить Намджуна за консультацию.
— Хочешь, я тебя нарисую? — вдруг спрашивает Тэхен и поднимает взгляд на шокированную Бонхи.
— Сейчас?
— Мне же нужно протестрировать карандаши.
— Д-да. Хорошо.
— Сядь на диван, — говорит Тэхен и достает из выдвижного ящика альбом на пружине.
Бонхи нервно заправляет волосы за уши, но затем возвращает всё, как было. Присаживается на указанное Тэхеном место, поправляя юбку и стараясь незаметно подтянуть гольфины повыше. Новичок опускается рядом, открывает альбом на середине и кладет подарок Бонхи возле себя. Он поджимает под себя ногу и поворачивается лицом к режиссеру.
— Мне, может, как-то…
— Просто сиди, — говорит Тэхен и начинает водить грифелем по бумаге.
Непривычно. Очень. Бонхи никто никогда не рисовал. Она мягко улыбается, но чувствует себя немного неловко. Смущается каждый раз, когда Тэхен смотрит на неё. Пронзительно, вдумчиво. Его взгляд скользит по её бровям, глазам, волосам, плечам, рукам, одежде. Шуршание грифеля резкое, движения Тэхена размашистые. Бонхи не может не смотреть на то, как его пальцы сжимают карандаш, как он меняет его на потолще или потоньше. Он даже не пользуется ластиком.
Меньше, чем за десять минут, он протягивает Бонхи результат и…
Боже.
То есть… он вот так видит её? С невинным, любопытным взглядом, милой улыбкой и густыми волосами? Глаза большие, совсем не такие, как у Бонхи. Тэхен не повторил её лицо точь-в-точь, но он… он словно передал суть режиссера. Портрет похож на неё, но в нем магия, а не бездумное копировании реальности.
Тэхен показал Бонхи через собственное виденье.
— Как? Как ты это…
Вместо ответа, Тэхен ухмыляется. Он явно доволен реакцией режиссера.
— Можешь оставить себе.
— Правда?!
Он забирает альбом обратно, аккуратно отрывает лист и протягивает Бонхи.
Не может насмотреться. Не может не чувствовать громкий и беспощадный бум-бум-бум где-то глубоко внутри.
— Я купил вино. И пиво, — сообщает Тэхен и поднимается с дивана, забирая карандаши с альбомом. — Хочешь? Вода тоже есть.
— Да. Вино. Пожалуйста. Бокал, — Бонхи хмурится и тяжело вздыхает, понимая, что в очередной раз не может говорить, находясь наедине с Тэхеном. Куда подевалась её безграничная болтливость и излишний драматизм?
Тэхен убирает все художественные принадлежности в шкафчик и возвращается на кухню. Бонхи, следя за ним, краем глаза замечает картину, что лежала недалеко от телевизора. Почему-то сразу она её не увидела, но розовое пятно привлекло внимание.
“Жвачка”. Совсем небольшое полотно, квадратное, размером с коробку шоколадных конфет.
Бонхи сглатывает, опускает взгляд на свой портрет, слушая, как Тэхен достает штопор и открывает вино; как шипит пиво и металическая крышка падает на пол; как Новичок цыкает и поднимает её. Бонхи бы помогла ему, подошла бы и с широкой улыбкой поблагодарила его за рисунок, возможно, съязвила и подшутила, но она просто слишком… впечатлена, слишком тронута, ведь…
Бонхи – всегда поэт, но впервые в жизни она – чей-то стих.
Добавить комментарий