3. He is trying. She is not.

Нари перевели в другую школу. Лучше, солиднее, больше и ближе к новому, ненавистному дому. С учителями, обладающими почетными грамотами, и учениками, имеющими впечатляющие достижения. С интерактивными досками, со светлыми коридорами и стеклянными дверьми. Все учащиеся носили отличительную, пошитую на заказ, форму, которую теперь приходилось надевать и Нари. 

Строгий, темно-синий костюм, состоящий из пиджака и прямой, плиссированной юбки до колена. На кармашке в районе груди – эмблема школы. Белая рубашка с красной лентой в виде бантика, черные туфли и белые носки. 

У Вуджина то же самое. Только вместо юбки – брюки. 

Нари не хотела менять школу, но, последнее время, её никто ничего не спрашивает. Маму не интересовали друзья – «Найдешь себе новых, ничего страшного». Ей было плевать на высокий уровень учащихся – «Ничего, подтянешься. Ты же не глупая, да?». Её не волновало, что Нари сложно влиться в новый коллектив – «Это же дети. Такие же, как и ты». Мама была занята другим. 

Нари не хочет вспоминать свадьбу. В её представлении, обманчивом, но детском, всё это было всего лишь кошмаром. Сон, который имел последствия в реальности, но который не причинял ей вреда, пока она сама не признает его существование. Так проще. 

Как и переезд, как и перевод в новую школу, как и обретение новой фамилии. Нари пропускала всё мимо, тихо надеясь, что, когда-нибудь, всё будет хорошо. Она ведь вырастет, так? Она ведь повзрослеет и сможет делать всё, что пожелает. Нужно просто подождать, перетерпеть. 

Но это так трудно. 

Нари просыпается в комнате, которая никогда не станет для неё родной и теплой. Она кушает на кухне, где слышит густой баритон, и пытается не вырвать в тарелку. Она ходит в школу, где всё чужое и незнакомое. Нари подписывает тетради новой фамилией и каждый раз чувствует, как от неё отрывают кусок. 

Обида разъедала, чувство предательства – душило. Ночью она лежала с открытыми глазами, иногда  плакала, а иногда планировала побег, на который так никогда и не решалась. 

Казалось, что весь мир против неё. Все вокруг счастливы, кроме неё. 

Мама радуется браку, новому дому. Она уволилась с ресторана и круглосуточного, купалась в деньгах новоиспеченного мужа и открыла для себя чистую странницу в своей жизни. Всегда улыбалась и смеялась, приходила домой свежей и отдохнувшей, проводила вечера с Тэхеном, налаживала общение с Вуджином и упрекала Нари в её непослушании. 

— Они же хотят подружиться с тобой!

— Они – твоя новая семья, Нари. 

— Ты можешь вести себя нормально и не выпендриваться?

Но мама не бесила так, как Тэхен. Нари привыкла к маме, она знала маму с детства, могла предугадать её поведение, реакцию, слова, но она пока что не могла понять своего… отчима

Он всегда принимал сторону Нари: будь то скандал из-за её грубости за столом, будь то нарочно разбитая чашка «Моему любимому папе» на кухне, будь то низкая оценка по контрольной работе. 

Мама отчитывала, ругала, воспитывала. Тэхен – не требовал, не давил, не поднимал голос. 

Притворялся хорошим, лишь бы добиться её доверия? Всё еще считал её наивной? Надеялся, что в её глазах он, наконец-то, обретет очертания Прекрасного Принца, скинув чешую огнедышащего дракона? 

Нет. 

Нари не велась на его манипуляции, на его игру. Ни красивая одежда, ни большая комната, ни новая школа, ни модный телефон, ни личный водитель – ничего не сможет подкупить Нари. 

Тэхен никогда не будет ей отцом.

Тэхен будет тем, кто разрушил её семью, кто лишил её дома, друзей, материнского тепла и папиных объятий. Он – плохой. Он – злодей, корыстный и эгоистичный, хитрый и коварный. Он может носить маску добродушного и благородного рыцаря, может защищать и спасать, но ему не заменить Нари настоящего папу.

Папу, с которым она безумно хочет увидеться. 

У неё нет номера телефона, нет контактов и хотя бы несчастной хлебной крошки, по следам которой она может пойти. Мама пресекает любые вопросы от дочери, говоря, что она может забыть о папе, ведь у неё теперь есть “новый”. К Тэхену нет смысла даже подходить, как и к Вуджину. 

Вуджин раздражал меньше всего, хотя Нари была готова к тому, что он не даст ей прохода. Он чем-то был похож на своего отца в попытках наладить с ней общение. Предлагал вместе поиграть в приставку, просил помощи в домашнем задании, приглашал на свою тренировку верховой езды. Вуджин напрашивался на кружок к Нари, но в ответ получал лишь сердитое “нет”. 

Упертый и противный, как и Тэхен.

У него хватало наглости подходить к ней в школе, представлять её своим друзьям, как «старшая сестра» и заносить ей в класс конфеты. Просто так. Такое ощущение, что он всё еще не понимал неприязни со стороны Нари или не хотел понимать. 

Вот зачем ей знать, какие у него рекорды в игре? Что у него там произошло на перемене? Какую страшилку он прочитал в интернете?

Вуджин отказывался видеть в Нари зло. 

— …зуб выпал, и я положил его под подушку. С утра он исчез, но вместо денег там был Киндер Сюрприз. Неужели у Зубной Феи заканчиваются деньги?

Нари тяжело вздыхает, пытаясь придумать, как его заткнуть или выгнать из класса. Она могла бы доказать ему, что Зубных Фей не существует, но тогда он может расплакаться или нажаловаться своему золотому папочке. В конечном итоге, больше всего будет страдать Нари – не от Тэхена, а от ремня матери. 

— Вуджин, у меня на следующем уроке контрольная, — хмурится Нари и бьет ручкой по тетрадке с формулами. — Дай мне подготовиться.

— Ой, прости. Ну, в общем, ладно, — он встает со стула напротив и тянется. — А у меня сегодня нет контрольных. Только самостоятельная. Папа мне вчера помогал с английским. У тебя как с английским?

— Вуджин. 

Он тяжело вздыхает, но затем рассматривает записи в тетрадке у Нари с нескрываемым ужасом. 

— Хорошо тебе написать контрольную. Я, вообще, что-то хотел сказать тебе, но забыл. Ладно. Вспомню, наверное, — он беспечно жмет плечами и машет на прощание с интенсивностью моряка, что уходит в дальнее плаванье. 

Нари с облегчением вздыхает и утыкается лбом в ладонь. У неё нет контрольной, но ей же нужно было как-то избавиться от него. 

Больше всего Вуджина пугает математика и иностранные языки. У него высокие оценки по литературе, биологии и физкультуре. Он часто просит помощи у своего отца, и, если у того есть свободное время, то он охотно соглашается посидеть час-другой за домашним заданием. Нари пару раз замечала их на кухне или в гостиной, но тут же проходила мимо. Затылком ощущала взгляд Тэхена, его немое предложение о том, чтобы присоединиться, но Нари не нужно помогать с уроками. Если она что-то не понимает – она сама разбирается. 

Мама очень редко могла что-то подсказать. Хоть она и закончила школу хорошисткой, но из-за раннего появления Нари в выпускных классах ей пришлось несладко. Тем не менее, она далеко не глупая, хотя и притворяется перед альфами дурочкой. 

Помимо Тэхена. 

— Так он действительно твой брат?

Нари хмурится, отвлекаясь от бесцельных каракулей в тетрадке и поднимает взгляд на двух девочек. Одноклассницы, которых она, помимо школы, уже где-то видела. 

У одной локоны по плечи, русые и густые. Она редко собирает их в хвост в связи с длинной, но часто заправляет пряди за большие, но милые уши. У неё нехарактерные для корейцев голубые глаза и очень маленький носик. Отличница, что сидит в первом ряду. Умная и популярная в классе девочка, которая, к большому удивлению, не вызывает раздражения. 

У второй кончики черных волос дотягиваются до поясницы. Она всегда заплетает их в косы или завязывает в два хвостика, но редко ходит с распущенными. У неё внешность проще и менее запоминающаяся. Карие глаза, небольшой рот и яркие веснушки. Она выше чуть ли не всех девочек в классе, носит очки и, кажется, занимает первое место по успеваемости. 

Нари не заводила друзей в слепой надежде сбежать отсюда, но чем дольше она ходит в школу и чем больше она живет в доме у Тэхена, тем ниже вероятность спастись с этого круга Ада. 

Но если к ней подходят, она всегда отвечает. Лаконично и исчерпывающе. Молчать – грубо.

— Сводный. 

Очкастая задумчиво мычит, кивает и садится спереди, где минуту назад сидел Вуджин. 

— Я – Сонми.

— А я – Джиён, — улыбается голубоглазая. 

— Я знаю.

— А ты – Нари, — щурится Сонми. 

— Да. 

— М-м-м… мы вообще давно хотели к тебе подойти, но… ты такая мрачная всегда, — бормочет Джиён, опустившись на парту с боку. 

Нари не реагирует. Примерно догадывается, как она выглядит со стороны. Но ничего не может с этим поделать. Может, живи она в старом доме и не встреть она свою новую семью, то чаще бы улыбалась и приветливее представлялась. 

— И тихая, — кивает Сонми. — Но, короче… мы хотели спросить. Ты ходишь на фигурное катание, да? На закрытый каток?

— “Голубая корона” который, — добавляет Джиён. 

Нари внимательно смотрит на одноклассниц и только теперь вспоминает, что уже сталкивалась с ними вне школы. 

На катке. Вместо школьной формы, они носили спортивные леггинсы и закрытые кофты. У них были другие прически, они катались под присмотром двух тренеров в разное время, но иногда приходили вместе. Нари редко обращает внимание на незнакомых фигуристов – тренер запрещает сравнивать себя с другими. 

— Да. Откуда вы знаете?

— Значит, это, всё-таки, была ты, — улыбается Джиён, скрещивая руки на груди. — Мы тебя пару раз видели еще до того, как тебя сюда перевели. 

— У тебя же тренер – Пак Чимин, да?

— Да.

Одноклассницы тут же с восторгом раскрывают рты, обмениваясь взглядами. 

— Как давно ты с ним занимаешься? — спрашивает Джиён, мельтеша свисающими с партой ножками. — К нему очень сложно попасть. 

— Да! Моя мама хотела меня записать к нему, но он отказался. Не из-за того, что я плохо катаюсь. Я хорошо катаюсь. Но тренер Пак сказал, что у него уже не было мест. 

— Я занимаюсь с ним с детства, — говорит Нари, подперев голову рукой. — Лет с шести-семи. Он взял меня и еще одну девочку, но она через три года ушла. Не помню почему. Кажется, она переехала в другой город. 

— Блин, завидую, — тяжело вздыхает Сонми, положив подбородок на сложенные на парте руки. — Тоже хочу к нему. Меня мой тренер достал. 

— И я хочу, — хмурится Джиён, продолжая стукать ножку от стола своей пяткой. — Тренер Пак один из самых хороших тренеров. Он не такой злой и строгий, как мой. 

— Мой тоже очень строгий. Потому что наши тренера – альфы, — цыкает Сонми и закатывает глаза. — Ненавижу альф. Я так надеюсь, что не буду альфой… 

— Я тоже, — с ужасом кивает Джиён. — Лучше быть мягкой и понимающей омегой. Но мы ведь девочки, у нас шанс больше. И родители у нас обычные: альфа и омега. 

— Нари, а т-…

— А вы давно в фигурном катании? — перебив одноклассницу, спрашивает Нари, надеясь, что они не продолжат разговор о наследственных генах и типах. 

Джиён с Сонми не замечают ничего подозрительного. Наоборот, они с радостью рассказывают, как впервые попали на каток, как быстро они научились ездить на коньках, и как сильно они влюбились в спорт, когда смотрели Олимпийские игры и Чемпионаты Южной Кореи по фигурному катанию. Они назвали несколько фаворитов, о которых Нари тоже слышала: Юдзуру Хано, Ким Юсон и Пак Сонхун. 

Джиён с Сонми были очень рады, что у них появился кто-то, с кем они могут обсудить их любимый спорт. К тому же, Нари занимается с тренером, о котором они хотели узнать как можно больше, но звонок на урок прервал их беседу. 

Прежде, чем занять свои места, они обмениваются с новенькой номерами и тут же создают общий чат, называя его “Фигуристы”. Пока учитель объясняет линейное уравнение с одной переменной, Джиён делится видео своих тренировок, а Сонми скидывает список композиций, под которые хотела бы попробовать одиночную короткую программу. Нари находит фотографию с тренером Паком, когда она заняла первое место на районном соревновании, и Джиён с Сонми отвечают ей влюбленными эмоджи и сердечками. 

В дружбе с ними не ощущается того же подвоха, что с Вуджином. Они хотят с ней общаться не потому, что она внезапно стала их сводной сестрой, а потому, что Нари им интересна. К тому же, они обе кажутся хорошими, понимающими. По крайней мере, они не стали акцентировать внимание на том, что Вуджин – её сводный брат. 

Неплохо иметь кого-то рядом, с кем можно переключиться на что-то другое, помимо проблем в семье и домашнего задания. 

Так проще. 

•••

— Джиён! Сонми! Вы должны мне помочь!

Нари подлетает к подружкам, которые с удивлением оборачиваются и вопросительно смотрят на запыхавшуюся одноклассницу. На них белые футболки, спортивные штаны и кроссовки. Они только вышли с раздевалки и уже собрались идти в сторону спортивного зала. 

— С тобой всё нормально? — хмурится Сонми. 

— И почему ты всё еще не переоделась? Физ-ра через пя-…

— Мне нужно сбежать с последнего урока. Сможете меня прикрыть?

Джиён с Сонми переглядываются. Им явно не нравится просьба. За последние пару недель они успели показать себя не просто как хорошие подружки, но и ответственные отличницы, которые не одобряли хулиганов и прогульщиков. Они всегда косо поглядывали на мальчиков с параллельного класса, которые плевались в коридорах и устраивали драки во дворе, и не стеснялись в голос осуждать девочек, которые красятся на уроках и не слушают материал. 

Нари не назвала бы их заучками, но назвала бы их будущими президентами школы. 

— Куда? — хмуро уточняет Джиён. 

— Зачем? — не понимает Сонми. 

— Я потом объясню. Обещаю, — тяжело дыша, отвечает Нари. — Пожалуйста, скажите, что… что мне плохо стало или… или что меня забрали, да. Скажите, что за мной… за мной папа приехал.

Одноклассницы вновь переглядываются. Они не хотят соглашаться, но они слишком хорошо сдружились с Нари. Она им нравилась. 

— Хорошо, — сдается Джиён. 

— Но только если потом ты всё нам объяснишь, — требует Сонми. — Сбегать с уроков не хорошо. Особенно с физкультуры. Если бы тренер Пак узнал, что т-…

— Спасибо! — кланяется Нари и, не дослушав, разворачивается и убегает, находу закидывая рюкзак на два плеча. 

Пришлось бы объяснять им всю перемену, почему она решила нарушить правила. С тех пор, как она сюда перевелась, Нари ни разу не вызывали в учительскую. Училась, следовала дресс-коду, не опаздывала и делала всё домашнее задание. Проблемы в школе – меньшее, в чем она сейчас нуждается. Мама ведь узнает и просто так не оставит. 

Но сегодня было исключение. 

Исключение, ради которого Нари готова вытерпеть десять ударов ремнем, пропустить неделю тренировок или лишиться сладкого на месяц. 

Нари забегает в пустой класс, постоянно оглядываясь. Подойдя к окну, она раскрывает его и сглатывает, смотря вниз. Сердце стучит в висках, страх тянется по телу, предупреждая, но адреналин толкает вперед. Нари выпрыгивает с первого этажа, нелепо приземляясь в кусты. Шипя от боли, она не двигается, прислушиваясь. Вокруг никого, но где-то вдалеке слышно детский смех, голос преподавателей и звонок. Пригнувшись, она осторожно подходит к высокому дереву, с трудом взбирается на него, но ей хватает залезть на первую же ветку, чтобы с легкостью перебраться через каменный забор. 

Вместо твердого асфальта её ловят крупные, сильные руки.

— Папа! 

— Ты больше так не делай, — недовольно бурчит отец но, в конечно итоге, сдается и крепко прижимает Нари к себе. — Но, признаться, горжусь тобой. Не потеряла хватку?

— Па-па…

— Ну ты чего? Тише-тише. Не плачь.

Нари не может не плакать.

Ничего не говорит в ответ. Тело замирает. Нари не чувствует щипающую на разодранных коленках боль, не обращает внимание на застрявшие в волосах листья с кустов и не думает о разорванной на спине рубашке, пока она прыгала с дерева. 

Всё, что её волнует – теплые руки, родной голос и крепкие, отцовские объятия. 

Мир, что был разрушен, каким-то образом вновь собрался заново.

Слезы льются бесконтрольно. Нари горячо всхлипывает, делясь обидой и тоской, надеясь, что папа поймет, насколько же ей одиноко без него. Боль выходит из неё с той же интенсивностью, с какой она молча проглатывала реальность, просыпаясь в чужом доме. 

Папа успокаивающе гладил по спине, позволяя ощущать себя в безопасности. 

Прийдя в себя, Нари отпустила отца, и тот смог опустить её на ноги. Сквозь слезы она, наконец-то, смогла нормально рассмотреть его. 

Несмотря на свой рост, он был довольно сильным и выносливым – держать на руках свою дочь ничуть его не затрудняло. За последние полгода он чуточку располнел, хотя Нари не назвала бы его толстым. Прошло не так много времени, но на его лице прибавилось морщин. Щетина небритая и не ухоженная, в глазах больше нет знакомого Нари сияния. Отец казался потухшим фитильком, который горел лишь благодаря дочери. 

Она видит в нем свой нос, свои брови. У них явное сходство. Все вокруг говорят, что Нари унаследовала красоту матери, но, если присмотреться, она сильно похожа на отца – скулы, разрез глаз, уши и непривычно длинные ресницы. Если бы она была мальчиком, то тогда бы она была его копией, что было бы лучше, чем омежьи гены матери. 

Папа был одет в обычную рубашку, джинсы. На плече сумка, на ногах – кроссовки. Он никогда не задумывался над своим внешним видом. Для него всегда на первом месте была практичность, и лишь потом эстетика. 

Но для Нари он всегда будет самым красивым и самым стильным. 

Он мягко улыбается и гладит дочь по голове. 

— Легче?

— Мг, — кивает Нари. 

— Пойдем, — он выпрямляется и протягивает руку. — Покушаем мороженное. Ты же голодная, да? 

— Немного.

Крепче зажав шершавую ладонь отца, Нари следует за ним, пытаясь держаться как можно ближе. Возможно, он заметил, какой мертвой хваткой она вцепилась в него, но ничего не говорил. Да и не нужно. Он же рядом, он же тут, с ней, и у неё нет времени на бесполезное волнение. Он может испариться в любую минуту. 

Мороженное. Папа всегда приносил ей мороженное по субботам, после работы. Просто так. Мама всегда злилась, что он тратит деньги на сладкое, когда можно было бы купить что-то полезное. 

— Но мы же так редко покупаем Нари что-то сладкое.

— Ничего. Потерпит. 

Они любили одно и то же – апельсиновый и клубничный шарики. Но в этот раз папа взял третий – ванильный. Нари не знала зачем, но предполагала, что он соскучился не только по своей дочери, но и по своей бывшей жене. 

Продвигаясь в ближайший парк, они разговаривали обо всём и сразу. По большей части, отец задавал вопросы. Он отвлекал Нари на её школу, тренировки и всё, что могло бы стать причиной её беспрерывной болтовни. Учитывая, что она так долго сдерживалась и прятала всё в себе, то вывалить накопленное на одного единственного папу не составило труда. 

Пока он не спросил об очевидном. 

— Как твой новый дом?

Нари понимала, что ему интересно. Нари знала, что мама прервала с ним любые контакты после того, как они развелись. Он не в курсе, где они живут, как выглядит их дом и семья. Он в полнейшей изоляции. То, что он нашел её школу – радует и поражает одновременно. 

— Ужасно, — бурчит Нари и запрыгивает на ближайшую скамейку. — Я ненавижу этот дом. Я хочу сбежать оттуда. Не могу их видеть, никого. Они все меня бесят, даже мама. 

Отец садится рядом. Он не кажется удивленным, хотя в нем проскальзывает сочувствие. Он доедает мороженное, пока Нари только на середине рожка. 

— Даже мама? Как она там?

— Наверное, всё у неё хорошо, — хмурится Нари, откидываясь на спинку лавочки. — Каждый день улыбается. Но меня всё еще ругает. 

— Потому что ты всё еще держишься за меня, — тут же отвечает папа, наклоняясь и упираясь локтями о широко расставленные колени. 

Он звучал не то, чтобы расстроенно, но подавлено. Развод сильно ударил по нему. Нари, будучи ребенком, видит, что ему не легче жить одному, если не хуже. 

— Может, ты сможешь меня забрать? — в её тоне проскакивает надежда, хотя она понимает, что вопрос бесполезный. — Я хочу жить с тобой, а не с ними. 

— Я не могу, Нари, — выдыхает отец, всё еще отказываясь смотреть на дочь. 

— Почему?

— Тебе лучше с ними. Тэхен может о тебе позаботиться, обеспечить и тебя, и Боми. Но я…

— Не говори так, — умоляюще просит, двигаясь ближе. — Я его терпеть не могу. Я вообще не понимаю, почему мама с ним. Почему? Из-за денег? И всё?

Папа горько смеется, доедает мороженное. 

— Это хорошая причина. Поверь. 

— Нет. 

— Да, Нари. Вырастешь – поймешь. 

— Ты говоришь точно так же, как и мама, — недовольно бормочет и вновь откидывается на скамейку.

— Верно. Потому что она любит тебя. 

— Она меня не любит, — в Нари просыпается знакомая и очень неприятная злость, которая, как ей казалось, всегда спит рядом с отцом. Но его попытки уговорить её и переубедить бесят. — Я ей мешаю. Я не хотела идти с ней, зачем она потянула меня за собой? Почему не оставила тебе? Ты-то больше меня любишь. Она постоянно скандалит со мной, всё еще бьет меня, не слушает меня…

— Нари, доченька, — папа поворачивается к ней, но она не смотрит. В ней горит обида, которую мороженное не тушит. — Это сложно. Да. Новая семья – всегда сложно. 

— И Вуджин этот… такой громкий и наглый. Всегда лезет ко мне. А Тэхен… от одного имени меня тошнит. 

Папа внимательно наблюдает за ней, как она доедает вафельный рожок и проводит ладонью о юбку, оставляя пятна. Он ничего не говорит. Нари пыталась добиться чего-то, но сама не понимала чего. Обыкновенные жалобы и плач, может, и не действуют, но её боль могла бы вызвать в нём сострадание. 

— Тэхен… он обижает тебя?

— Нет.

К сожалению. 

Обижал бы, тогда, возможно, отец бы пришел и показал, что она – его дочь, и что никто не имеет права забирать её у него. 

Но в папе ни ревности, ни гнева, ни тревоги. 

Нари не хотела замечать бесстрастие на его лице, в его тоне. 

Зачем тогда он спрашивает, если всё равно ничего не собирается делать?

— Точно? 

— Точно. Он… он не обижает меня. Если честно, то мама больше меня обижает, чем он. 

Папа ухмыляется, и Нари трудно расшифровать его. 

— И почему я не удивлен? 

— Но он всё равно ужасный. Тэхен этот. Все там ужасные. Я чувствую себя чужой, — хмурится Нари, смотря на свои ботинки. — Я так… так хочу, чтобы всё было по-другому. Хочу, чтобы мы вернулись обратно, чтобы я жила с тобой и…

— Я тоже. Тоже хочу, но, Нари, мы ничего не можем изменить. Нужно просто смириться. 

И тут неожиданно она видит… нет, прощупывает и пропускает сквозь себя пустоту, которую он маскировал так же умело, как и все взрослые. Ничего. Совершенно ничего в нем нет, и Нари не понимает, что так сильно обижает её, что так страшно печалит и практически убивает. 

Опять. Опять оно. Разочарование. Снова и снова. 

Ничего не можем изменить. Нужно просто смириться. 

Отец не борется за неё. 

Никто не борется. Ни мать, ни отец. 

Крепче сжимая юбку, она пытается найти в нем что-то, что изменит её мнение. Возможно, она ошиблась. Быть такого не может, чтобы папа не хотел её спасти из дома, где обитают сплошные монстры и чужаки. Нари там не нравится, Нари хочет сбежать, Нари не может там находиться.

Но ему всё равно? 

— Почему ты не можешь забрать меня к себе, пап? — спрашивает в лоб, не стесняясь.

— Я… не могу, — сглатывая, отвечает, и прежде, чем Нари начнет продолжать допрос, он встает, наглядно демонстрируя своё нежелание продолжать разговор. — Расскажи лучше, как твоё фигурное катание? Вы с тренером Паком собираетесь на какие-то соревнования? 

Нари до крови закусывает нижнюю губу, проглатывая горечь. То ли злится, то ли пытается сдержать слезы. Тяжелое, глухое, неизбежное осознание всё плотнее и плотнее укутывает её в до боли знакомый кокон отчуждения и отчаяния. 

Отец всегда был скалой, всегда был тем, кто защитит, но теперь он просто человек. Уставший, неуверенный, который может говорить о любви, который может кормить сладостями и забирать со школы, но который ничего не делает ради Нари. 

Встает с лавочки, накидывает на плечо рюкзак и отвечает что-то на автомате. Трещины в её разрушенном мире всё четче, раны – всё глубже, надежда – всё прозрачнее. Нари возвращается туда же, откуда, как ей казалось, папа поможет ей выбраться, но он даже не протягивает руку, он даже не скидывает ей лестницу или веревку. Просто смотрит, просто показывает, что он здесь, что он всё еще её родной отец. 

Но что-то резко отвлекает. 

Нари не успевает понять, что происходит, но слышит чьи-то быстрые шаги; слышит, как из легких папы выходит воздух, когда кто-то отшвыривает его как можно дальше. Будучи в шоке, Нари не успевает среагировать, но успевает развернуться и увидеть спину – широкую, в черной, плотной футболке, что облегает напряженные мышцы. Мужчина, что стоит перед ней – загораживает её – возвышается, сжав руки в кулаки и тяжело дыша. С заднего кармана его светлых, бежевых брюк торчит телефон с включенным экраном, а на туфлях заметна пыль из-за бега. 

Нари бледнеет. 

— Ты что делаешь?! — кричит прежде, чем поймет. 

Но когда Тэхен оборачивается, то она попросту теряет голос. 

Впервые в жизни она ощущает животный страх. Примитивный, неразумный, тот, что трудно объяснить, но легко почувствовать. Бывали дни, когда мама награждала её криками и пугающими ударами; бывало, что Нари не спала из-за ужастика, что смотрели родители; когда-то по школе ходила легенда о проклятой аудитории, к которой Нари, в последствии, не приближалась. 

Но всё кажется чем-то незначимым и глупым, когда она видит глаза Тэхена. 

Потемневшие, мрачные. Взгляд совсем не тот, которым он обычно смотрит на Нари. Но жуткий, пробирающий до костей, не оставляющий места для писка. 

Ноги будто налились свинцом. Глухой ком в животе. Стук сердца где-то в ушах. 

Никакого запаха, никаких феромонов, ничего – одни лишь глаза, которые теперь будут сниться ей в кошмарах. 

Глубоко в душе Нари понимает, что Тэхен злится не на неё, что она отвлекла его от важного дела, от истинной причины его неожиданного бешенства. Но почему-то она всё еще не может издать малейшего звука или хотя бы пошевелить пальцем. 

— Нари, — несмотря на его застывшее желание перегрызть чужому альфе глотку, тон, который он использует для неё, попрежнему мягок и бархатен. — Кто это? 

Нари моргает, опускает взгляд на землю, замечая упавшего и кашляющего отца. Его страдания и мучения тут же отрезвляют, приводят в чувство, и она, не думая, подлетает к нему. Папа задыхается, как будто его кто-то душит, как будто вокруг не свежий и весенний воздух, а ядовитый газ. 

— Это мой папа! — кричит, падая на колени и в панике оборачиваясь на Тэхена.

Он тут же меняется в лице. Растеряно хмурится и переводит взгляд на отца Нари. Гнев, окрасивший его лицо, гаснет, словно кто-то дернул за рубильник. Кулаки Тэхена разжимаются, спешка и жестокость сходят на нет. 

Папа перестает кашлять и делает глубокий вдох. 

Папа? — повторяет Тэхен, наблюдая за незнакомым мужчиной, который с трудом встает на ноги. 

— Да! Это мой папа! Настоящий! 

Тэхен сглатывает, облизывает губы. Он всё еще что-то подозревает, он всё еще не может расслабиться, и всё еще кажется угрозой, от которой Нари, неосознанно, пытается защитить своего отца, загораживая его. 

— Я… я думал, что… прошу прощения, — объясняет Тэхен. 

Но не кланяется. 

— Всё… нормально, — выдыхает папа, с легким ужасом вытирая лицо от пота и прикладывая ладонь к груди. — Ничего страшного. Боми, что, ни разу не показывала фото со мной?

— Нет. 

— Что ты тут вообще делаешь?!

Нари отвлекает Тэхена вопросом. Вместо изучающего и настороженного взгляда он дарит ей неловкий, со сдавленным сожалением. 

— Я сегодня раньше освободился и решил заехать за вами с Вуджином. Но тебя не нашли в школе. Некоторые видели, что ты сбежала… со взрослым мужчиной. 

— Моя вина, — поднимая руку и обращая на себя внимание, говорит отец. — Я не был уверен, что меня пустят на территорию. Я не знал, кто приезжает за Нари. Думал, её мама, а она ведь не хочет, чтобы…

— Как ты нашел меня? 

Тэхен не отвечает. Казалось, он вообще не слушал торопливое оправдание. Всё, что он делал – рассматривал Нари. Спутанные волосы, помятую блузку, грязную юбку. Ниже и ниже, к покрытым царапинами коленям. Тэхен не двигался, но что-то в нем предупреждало, как молния перед неистовой грозой. 

Переводя взгляд на отца Нари, он медленно засовывает руки в карманы брюк. Тэхен всё еще молчит, но, почему-то, папа, как по приказу, опускается на одно колено перед своей дочерью, и она, наконец-то, видит его лицо. 

Ледяное, отчужденное. Совсем не то, что было час назад. 

Что вообще с ним происходит?

— Тебе лучше поехать домой, Нари, — почти шепотом произносит, сглатывая. 

— Что? Почему? Нет, я не хочу!

— Я знаю, что ты не хочешь, — он кладет ладонь на её плечо и медленно выдыхает. — Но тебе нужно

Не понимает. Нари лишь предполагает, что всё дело в феромонах альфы, которых она не ощущает, но разве они способны на такое

Да и не то, чтобы она могла что-то сделать. У неё ограниченное время, ограниченные возможности. 

Папа разочаровал её, сильно и ощутимо, но это не означает, что она хочет прощаться с ним, хочет возвращаться обратно в чужой дом, в чужую семью. К тому же, то, что он её отталкивает – намного намного хуже, чем то, что он не может её забрать с собой. 

— Но… но, папа, я…

— Нари, — он мягко обнимает её, прижимая к груди как можно крепче. На секунду она позволяет себе забыться в фиктивном, сказочном мире, теплом и радужном, но всего на секунду. — Помни, что я тебе говорил. Вырастешь – поймешь. Но тебе лучше с ними. 

Последнее время, Нари слишком много плачет. Мама всегда учила быть сильной, папа всегда называл её “бойцом”, но…

Чувствительная и ранимая девочка. 

Нари обнимает его в ответ, зарывается носом в его плечо. Папа почти сразу отпускает, чтобы посмотреть на неё, чтобы вытереть большим пальцем слезы. 

— Мы еще встретимся?

— Я… поэтому и хотел с тобой увидеться. Я уезжаю из Сеула. 

Нари устала расстраиваться, поэтому не возмущается, но требует: 

— Куда? Надолго? Зачем? 

— Не скажу, чтобы ты меня не искала, — он мягко улыбается, гладит по голове. Он знает, насколько неконтролируемой и своевольной его дочь может быть даже в столь юном возрасте. — Я нашел работу, но в другом городе. 

— Но… но…

— Нари. Я… обещаю, что мы когда-то встретимся, — как будто через себя выдавливает отец. Нари видит на его шее мурашки, странные и необъяснимые. — Я подзаработаю и приеду, хорошо? Но, а пока – тебе нужно вернуться. К новой семье, к новой жизни. 

Нари закусывает губу, зная, что там появится еще одна глубокая рана, но плевать. Слезы всё стекают по лицу. Удивительно, как много она может плакать, и как трудно взять себя в руки. 

— Не хочу, — тихо шепчет, признается. 

— Нари. Не плачь, — утешает отец. — Ты ведь у меня боец, да? — она кивает, шмыгает носом и смотрит в его карие глаза. — Ты всё и всех победишь, и ты будешь счастливой. Всё будет у тебя хорошо.

Папа прижимается губами ко лбу, даря долгий и отцовский поцелуй. В нем вина и стыд, слабость и груз. Обыкновенное «прости» и заевшее «протерпи». 

Он встает, гладит по голове и подталкивает к Тэхену. Нари, невидящим взглядом, идет в сторону человека, чье присутствие уже не пугало, но и не раздражало. Будь рядом мама, будь рядом Тэхен или отец – Нари чувствует себя опустошенной и брошенной. 

Уговаривает себя не оглядываться, пока они идут к машине. Тэхен открывает ей двери, она залазит на задние сиденья. Он что-то просит, кажется, пристегнуться. Нари не выдержит, если еще и ощутит его лапы, поэтому медленно щелкает ремнем безопасности. Тэхен садится на водительское, настраивает зеркало заднего вида и поудобнее устраивается. 

Нари еще не была в его машине. Но почему-то нет сил даже сопротивляться, нет сил открыть дверь и выбежать. 

Они едут молча. Но проезжают школу. Нари хмурится, замечая, что они заехали на незнакомую улицу. 

Прежде, чем спросить, она слышит твердое и убедительное: 

— Я ничего не скажу твоей маме. 

Нари вздрагивает, кидает на него взгляд. Тэхен следит за дорогой, мягко держит руль, поворачивая его со стороны в сторону. Несмотря на произошедшее, на то, что она сбежала со школы, что она без разрешения пошла с папой гулять по парку и ничего никому не сказала, Тэхен не злился. 

Но он знал, что мама уж точно впишет ей по первое число. 

Нари не понимает его. Молчит. Не благодарит. Ни за что в жизни она не скажет ему «спасибо». 

— Он настраивает тебя против меня?

Что? 

Тэхен не был напряжен. Всего лишь интересовался, всего лишь пытался узнать, о чем они говорили. 

— Нет. 

— Ты мне не врешь?

Нари фыркает и, надеясь, что сделает ему больно, говорит:

— Меня не нужно настраивать. Я всегда буду против тебя. 

Тэхен выдыхает. 

— Я никогда не буду против тебя.

«Почему?» – почти вырывается, почти звучит в салоне, но Нари вовремя захлопывает рот. 

Не волнует. Не должно волновать. Какая разница, почему он так добр с ней? Почему он не будет говорить маме о её выходке? Почему он из кожи вон лезет, чтобы Нари видела в нем героя в плаще?  

Бесит

У Нари урчит живот, когда они подъезжают к МакДрайву. Тэхен заказывает два Хэппи Мила, одно меню Биг Мак, одно меню Филе-о-Фиш, два чизбургера и дополнительную, большую картошку фри. На десерт – три шоколадных маффина и один круассан с миндальной начинкой. Он меняет сладкую газировку во всех наборах на апельсиновый сок – желательно в пакетах. На вопрос об игрушках пожимает плечами, показывая, что он не имеет понятия, что кладут в Хэппи Мил, но просит: «Лучшие, что у вас есть». 

Обычно, мама не разрешает кушать фастфуд, уж тем более Макдональдс. Но Тэхен всё равно платит, всё равно забирает заказ. 

Нари сглатывает слюни, когда салон наполняется ароматами свежей, горячей еды. 

Он не должен знать, что она хочет съесть жирный гамбургер и запить апельсиновым соком, поэтому напоминает ему:

— Ты не подкупишь меня.

Тэхен удивленно дергает бровями, ловит её взгляд через зеркало заднего вида. 

— Я не хочу подкупить тебя. Я хочу, чтобы ты вкусно поела. 

Почему?

Почему?

— Ты правда не скажешь маме? 

Тэхен смотрит на дорогу. Но что-то в его плечах меняется, как и в его пальцах, что сжимают руль. 

— Ты не хочешь, чтобы я ей говорил? 

— Не хочу. 

— Тогда, я не скажу. 

— Почему?

В этот раз не получается. В этот раз она говорит вслух. 

Хоть кто-то должен ей сегодня ответить, хоть кто-то должен объяснить ей, что происходит. Нари истощена, физически и морально, и её вопрос прозвучал слишком искренне и чисто. Не плевком, не рыком, не шипением. 

Непривычно просто. 

— Что почему? — тихо переспрашивает Тэхен. 

— Почему ты на моей стороне? 

— Потому что ты – моя дочь. 

Нари вздрагивает, колючки вылезают, предупреждая и ограждая. 

— Я не твоя дочь. 

Но Тэхен ничего не говорит. Он лишь тяжело вздыхает, поворачивает руль и молчит, пока они не подъезжают к школе, и пока салон не наполняется громким Вуджином. 

У Нари вибрирует телефон. Не впервые. У неё не было времени проверить, кто ей пишет. Помимо сообщений от Тэхена, чей контакт был записан как “Сволочь” – единственное ругательное слово, которое Нари могла вспомнить – и уведомлений от Вуджина с бессвязными картинками и текстом, ей писали Сонми и Джиён в их общем чате.

Удивительно, но их сообщения обрадовали и немного облегчили сегодняшние муки.

Сонми
@Nariiii у тебя всё хорошо? Тут твой папа пришел, допрашивал нашего учителя по физкультуре

Джиён
У нас пытались выяснить гле ты но мы не сказали
ты обещала всё нам рассказать!!

Сонми
Да!!! Ты сбежала! 

Джиён
С мужчиной! кто это был???
Ты сказала, что за тобой пришел папа

Нари
Я объясню всё завтра на тренировке. 

Объяснит, ведь у неё больше никого нет. Подружки – то, что поможет ей не уйти на дно и подольше продержаться на льду. Папа окончательно исчез, мама не похожа на ту, кто одумается, а Тэхен с Вуджином никогда не войдут в список тех, кому Нари может всецело доверять.

Никому не признается, что ей кто-то нужен. Даже самой себе. 

Через месяц ей исполнится тринадцать, и она всё еще не представляет, как продержится до шестнадцати. 

Но она попытается, она сможет. Нари докажет, что она – сильная и выносливая, что она способна на многое без чьей-либо помощи. В одиночку или с кем-то – у неё всё получится.

Папа ведь сказал, что она станет счастливой. Значит, всё так и будет. 


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Недавние Посты