— Кошмары. Они тебе снятся?
— Si. Мне делают больно.
— Мои кошмары другие.
— Por que?
— Я делаю больно.
(с) “Логан”, 2017г.
— …длина – тридцать метров. Больше баскетбольной площадки. Вес – двести тонн. Как двадцать восемь африканских слонов. Но питается он самой мелкой добычей: ракообразными, размером со скрепку…
Монотонный голос диктора – единственное, что нарушает тишину в номере. Синеватые блики от экрана колышутся на стенах, отражаясь на стеклянных поверхностях, словно мерцающие волны. Шторы слегка прикрыты, за окном – ночной Тэгу, в воздухе – аромат свежих простыней и геля для душа.
— …язык размером со слона. Он выталкивает воду обратно сквозь пластинки китового уса, крепящейся к верхней челюсти. Отфильтровывает криль и проглатывает его. Полтонны за раз. Но удовлетворить такой сильный аппетит непросто. Даже в самом большом океане земли…
Бонхи с интересом наблюдает за тем, как на экране плазмы плывет большой синий кит сквозь темные воды. Тэхен обнимает её, уткнувшись в ключицу, и тихо сопит.
— …в холодных водах Тихого океана живет загадка. Кит, чей голос звучит на частоте 52 герц – единственный в своём роде. Его никто не слышит так, как слышим его мы. В отличие от других китов, общающихся на более низких частотах, его песня остаётся без ответа…
Бонхи, хмурясь, немного ёрзает, пытаясь привстать, но Тэхен слишком тяжелый и слишком теплый. Боясь разбудить, она поудобнее укладывается на подушках. Всё внимание направленно на экран, на пятидесятидвухгерцевого кита. Бонхи чуть понижает громкость, когда передача демонстрирует его пение: сигнал, записанный в северо-восточной части Тихого океана. Диктор сообщает, что частота увеличена в 10 раз для облегченного восприятия человеческом ухом.
— …год за годом он плывет сквозь океан, оглашая безмолвные глубины своим печальным зовом. Ищет ли он семью, хочет ли найти себе подобных или просто поёт свою вечную песню в бескрайнем океане одиночества?
Бонхи глубоко вздыхает, чувствуя печаль и жалость по отношению к киту. Отложив пульт, она берет телефон с тумбочки и гуглит о животном, попадая на различные видео, статьи. Замечает, что у неё садится батарея, но сумка с зарядником осталась в коридоре.
Как бы сильно она не устала, в сон совершенно не клонило. Несмотря на теплые объятия Тэхена, на мягкий матрас и успокаивающий голос диктора, Бонхи никак не могла уснуть.
Она довольно быстро нашла номер в трехзвездочном отеле, хоть и пришлось доплатить за люкс. С двухместной кроватью, просторный и чистый, в бежевых тонах и большими окнами во всю стену. С двенадцатого этажа открывался чудесный вид на Тэгу.
Тэхен и словом не обмолвился с Бонхи с тех пор, как они ушли с его дома, и режиссер не давила, давая ему время. Они вкусно поужинали, заказав еду в номер. Бонхи взяла на своё усмотрение, хотя есть не сильно хотелось. Остатки мяса и гарнира лежали в тарелках на тележке у входа в номер.
Тэхен молчал даже в душе. Он настроил воду, затянул Бонхи и прижимался к ней, как котенок, греясь под тропическим режимом.
Пока режиссер вспенивала шампунь на его голове, он растирал гель для душа по её талии, спине и ключице. Пока Тэхен с нежностью и осторожностью намыливал волосы Бонхи, она водила губкой по его груди, плечам и животу. Несмотря на безмолвность Новичка и всё еще легкий шок режиссера после посещения его родителей, между ними не было стены. Бонхи чувствовала комфорт и знала, что Тэхен расслабляется с той же скоростью, с какой течет вода.
Переодевшись в халаты, они завалились в кровать. Тэхен нашел какую-то документалку про животных и уснул через тридцать минут, прижавшись к Бонхи.
За весь вечер он не скурил ни одной сигареты, хотя правила отеля не запрещали курить на балконе. Видимо, вместо никотина он предпочел мягкие и чувственные объятия своей девушки.
Бонхи… слишком много думала. Прокручивала в голове диалог за столом в доме Кимов, то, как отец общался с ней, со своим сыном, как мать не реагировала, и как Тэхен сумел сдержаться. Честно признаться, она до последнего думала, что он набросится на папу, что он заткнет его так, как умеет, но… но нет.
Тэхен вернулся с Сеула другим человеком.
Бонхи задумчиво гладит его по волосам и вдруг ощущает, как он вздрагивает. У него учащается дыхание, его пальцы дергаются сквозь сон, он мычит что-то неразборчивое. Бонхи успокаивающе гладит его по спине, но он явно не ощущает и не понимает, что спит.
Тэхен резко просыпается, подрываясь и приподнимаясь на руках. Он оглядывается по сторонам, взгляд всё еще расфокусированный. Он дышит открытым ртом, сглатывая и хмурясь, но как только в поле его зрения попадают розовые волосы, Новичок выдыхает.
— Тэхен? — осторожно зовет Бонхи. — Всё в порядке?
Он моргает несколько раз, всматриваясь в обеспокоенное лицо режиссера. Взгляд скользит по стенам, к окну. Он оглядывается на телевизор, где застыло изображение рыбы-клоуна, и тут же падает обратно, выдыхая с облегчением.
Тэхен вжимается в шею Бонхи, рукой обнимает за талию. Он хватается за неё, трется носом о линию челюсти, ладонью скользит под халат, чтобы коснуться кожи её живота. Тэхен будто бы пытается удостовериться, что он не спит, что он очнулся, что Бонхи – настоящая.
От такой… неожиданной нежности, режиссер с трудом сдерживает улыбку. Он ведь должен слышать, как громко у неё стучит сердце? Как она поражена его потребности в её объятиях, в её присутствии?
Тэхен всё еще вызывает вопросы, и всё еще таит в себе кучу сюрпризов.
— Почему не спишь? — хрипит куда-то в шею, окончательно расслабляясь.
— М-м-м… передача интересная, — выдыхает Бонхи, ноготками скользя по его затылку. — Я наконец-то узнала про пятидесятидвухгерцового кита.
Тэхен не сразу понимает, о чем речь. У него шея покрывается мурашками из-за прикосновений Бонхи.
— Да? — спрашивает с поддельным любопытством. — И как?
— Грустно, но удивительно, — честно отвечает, всё еще смотря на застывшую рыбку на экране. — А еще я узнала, что горбатые киты поют песни, которые могут длиться по двадцать минут. Их мелодии могут меняться… а у голубых китов самое громкое “голосовое сообщение” в мире, — размахивая пультом, рассказывает Бонхи. — Их можно услышать за сотни километров под водой. Хотела бы я послушать их вживую…
Тэхен сонно ухмыляется, его хватка немного слабеет.
— Я рад, что тебе понравилось. В этой документалке есть еще серия про диких кошек.
Бонхи улыбается, лениво водя пальцами по его макушке.
— Сколько раз ты смотрел её?
— Кого?
— Передачу, — фыркает режиссер, пультом указывая на телевизор, но Тэхен всё еще лежит, уткнувшись в её шею.
— Я часто включал её перед сном. Много что отложилось в голове.
Бонхи мычит с пониманием. Теперь неудивительно, что он так быстро вырубился.
Прежде, чем нажать на пульт и продолжить слушать о рыбе-клоуне, режиссер застывает с поднятой рукой. Опускает ладонь, думая, стоит ли у него спрашивать сейчас или подождать до утра?
Бонхи прижимается губами к его волосам и тихо спрашивает:
— Что тебе приснилось?
Тэхен вздрагивает, сглатывает, но отвечает не сразу.
— Ты помнишь, кто мне подарил кассетник?
— Твой… дедушка?
— Он мне приснился, — выдыхает Тэхен. — Мы ехали с ним в одном вагоне, солнечном, светлом. Он сидел рядом, слушал со мной кассету. У нас были одни наушники на двоих, — пока Новичок рассказывал, он неосознанно то сжимал, то гладил талию Бонхи, вырисовывая большим пальцем невидимые круги. — Он улыбался мне, но ничего не говорил. Я был… ребенком. Но потом, мы остановились, и он вышел. Я хотел побежать за ним, но меня что-то останавливало. Я не мог двинуться. Я… поднялся на колени, приложил ладони к стеклу и плакал. Смотрел на деда, что стоял на станции, — Тэхен сглатывает. — Он махал мне, пока я уезжал…
— И потом… ты проснулся? — Бонхи и сама не заметила, как перешла на шепот.
— Нет. Потом, я оказался у себя дома. Взрослый… и очень злой, — он трется носом о шею режиссера, крепче прижимается к ней. — Я дрался с отцом, пока не проснулся.
Бонхи чувствует, как у неё сердце сжимается, как она кладет пульт и обнимает Тэхена двумя руками. Он что-то бормочет, глубоко втягивает аромат Бонхи и медленно выдыхает через рот. Тепло и близость помогают ему заземлиться.
— Может, выпьешь водички?
— Мг… да.
Тэхен встает с кровати. Он скидывает с себя халат, оставаясь в одних черных боксерках. Судя по всему, его слегка бросило в пот из-за кошмара. Бонхи наблюдает за тем, как на его теле играет свет от экрана. Тэхен неслышно ступает по полу босыми ногами, сонно продвигаясь к мини-бару, откуда достает бутылку воды.
Бонхи старается не вздыхать с восхищением, но трудно сдержаться. Отводит взгляд лишь тогда, когда он возвращается и ложится рядом. У них большая, двухместная кровать, но Тэхен всё равно лезет как можно ближе к режиссеру. Он тянет её на себя, укладывает на своей груди и устало выдыхает.
Бонхи прислушивается к его сердцебиению, пока он берет пульт и выбирает серию про львов и тигров.
Пока на экране рыбы сменяются дикими кошками, Тэхен гладит режиссера по плечу и тихо говорит:
— Тебе тоже нужно спать.
— Я знаю. Но я не могу, — вздыхает, наблюдая за леопардом, который сменяется гепардом, барсом и рысью.
Тэхен наматывает розовый локон на палец. Он прочищает горло прежде, чем спросить:
— Мой отец тебя напугал?
Бонхи бы соврала, если бы сказала “нет”.
— …чуть-чуть. Но не сильно.
Новичок несколько раздраженно вздыхает.
— Прости.
— За что ты извиняешься?
— За то, что взял тебя с собой.
— Ну-у-у,… когда-то мне всё равно нужно было бы познакомиться с твоим папой, разве нет?
Тэхен молчит. Возможно, он кивнул или, наоборот, помотал головой? У него лишь слегка участилось сердцебиение, но Бонхи не может понять, от чего именно: от её вопроса или от её руки, что опустилась на его живот?
— …хотя тигр является сильнейшей из кошек, во время охоты ему приходится прятаться, как котенку, который боится, что еду отнимут. Европейские лесные кошки довольно малы, но в своей среде они столь же эффективны, как тигры…
У Тэхена вибрирует грудь, и Бонхи не сразу понимает, что начала засыпать под голос диктора и изображение тигра, что поедал пойманную косулю.
— Я ведь не такой… как он, да?
Бонхи несколько раз моргает, пытаясь понять, о ком он говорит, но затем понимает, что речь идет вовсе не о тигре.
— Нет, конечно, — сонно отвечает, нежно поглаживая его по животу. — То, что он – твой отец, не означает, что ты должен быть таким же, как и он.
— Я… знаю.
— Знаешь, но не помнишь.
Тэхен фыркает, вновь замолкает и концентрируется на документалке. Рукой он продолжает играться с волосами Бонхи, пока второй сжимает её кисть у себя на животе, останавливая. Он не напрягается, не запрещает себя трогать, но тянет ближе, чтобы режиссер обнимала его, перекинув руку через его талию.
Бонхи закрывает глаза, чувствуя, как её вновь накрывает приятная сонливость, но голос Тэхена вновь вытягивает из сладких грез.
— Теперь и я не могу уснуть.
Тяжело вздохнув, режиссер перекатывается на свою подушку и широко зевает, прикрывая рот рукой. Смотря на рысь, которая прыгает по деревьям, двигает ушками и всматривается вдаль. Тэхен никак не извиняется за то, что не дает уснуть, и она бы правда злилась на него, но не может.
Они молча смотрят документалку, и слова Бонхи даже для неё самой звучат довольно неожиданно.
— Через две недели будет пятнадцать лет, как мои родители погибли, — поразительно спокойно сообщает режиссер, чувствуя на себе взгляд Тэхена. — Хочешь съездить со мной на могилу?
Бонхи поворачивает к нему голову, видит, что он в шоке.
— Да, — он кивает, и в нем столь нехарактерное для Новичка искреннее желание. — Конечно. Но… почему ты раньше не…
— Ты познакомил меня со своими родителями, — Бонхи жмет плечами, вновь смотрит на экран плазмы. — Я бы тоже… хотела познакомить тебя со своими биологическими мамой и папой. Да, я знаю, что это невозможно, но… в общем, мне бы хотелось, чтобы ты съездил со мной.
Бонхи даже не вздрагивает, когда чувствует, как он сжимает её ладонь под одеялом, как он большим пальцем трет её костяшки. Не будь она сонной и уставшей, возможно, расчувствовалась бы.
Удивительно, но… хоть Бонхи и ненавидит грусть, рядом с Тэхеном она не кажется такой уж нестерпимой.
— Хорошо, — повторяет Новичок.
— Мама с папой тоже поедут, — говорит режиссер, пустым взглядом смотря перед собой. — Они всегда со мной ездят. Анна с Хао всегда спрашивают, не буду ли я против, если они тоже присоединятся. Тэхо с Сонми тоже ездили, когда они жили с нами. Когда-то даже Чимин вызвался…
Тэхен ничего не отвечает, но внимательно слушает. Он всё еще нежно сжимает её ладонь, всё еще показывает, что он рядом.
Изображение диких кошек начинает плыть перед глазами. Бонхи вновь чувствует, как засыпает, и Тэхен замечает, как её пальцы расслабились, отпуская его ладонь.
Он выключает телевизор, поудобнее ложится на подушки и притягивает к себе режиссера, прижимаясь к её спине своей грудью. Даже без халата Тэхен источал тепло, в котором было сложно оставаться бодрой.
Несмотря на то, что Бонхи не особо переживала, согласится Тэхен поехать или нет, она всё равно счастлива услышать, что он не против. Тема настоящих родителей всегда напрягала, нахождение на кладбище никогда не было легким, даже будучи рядом со своей новой семьей. Смотреть на имена мамы и папы, на их каменные плиты, на то, как они всегда отвечают тишиной, что бы Бонхи им не сообщила…
Но теперь, зная, что рядом будет Тэхен, она не так сильно нервничает.
На душе неожиданно отлегло.
— Бонхи?
Она вздрагивает, приоткрывая глаза. Хмурится, тяжело вздыхает, надеясь, что ей хватит терпения не стукнуть его. Тэхен пробудил в ней столько нежности к самому себе, но он же её и разрушает, наполняя Бонхи сонным раздражением.
— Что?
Он молчит.
Неужели ей приснилось? Или он издевается?
Бонхи чувствует, как он крепче обнимает её, как он вжимается носом в её затылок, как у него участилось сердцебиение. Тэхен буквально втирается своим носом в её волосы, переплетает их ноги, плотно окутывает руками.
Не успевает спросить, не успевает повернуться, как слышит трепетное, тихое, откровенное:
— Я… я люблю тебя.
БУМ!
Бонхи распахивает глаза.
БУМ-БУМ!
Бонхи сглатывает, хмурится, застывает.
БУМ-БУМ-БУМ!
Бонхи поворачивается к Тэхену лицом. Четко видит его решительный взгляд, его порозовевшие уши, его приоткрытые губы. Он… никогда так не смотрел на неё, никогда не казался таким… взволнованным. Он не собирался забирать слова обратно, он отказывался их забирать. Тэхен смотрел в ответ, смотрел и ждал, не двигаясь.
Бонхи осторожно коснулась его щеки, не понимая, как… как какое-то признание в чувствах может так сильно влиять на неё. Ощущение, будто сердце сейчас взорвется. В голове шуршит сплошной хаос, а в ушах – гул.
Казалось, что она вовсе не контролирует своё тело, что её поглотило неизведанное, но такое сладкое чувство…
— Тэхен, — выдыхает Бонхи, касаясь его лба своим. — И я люблю тебя.
…любви.
На его губах улыбка, у него расширяются зрачки, он целует без предупреждения, ближе притягивая к себе. Бонхи втягивает в себя воздух, не сразу понимая, что больше не хочет спать.
Тэхен целовал не так, как обычно. Всё совсем по-другому. Горячо, но и в то же время трепетно. Умоляюще, но жадно. Требовательно, но мягко. Мокро, медленно, сладко. Его ладони на её спине, её пальцы в его волосах.
— Люблю, — хрипит Тэхен сквозь поцелуй.
— Люблю, — шепчет Бонхи, рвано выдыхая.
На какое-то мгновение их номер отеля кажется отдельным миром, созданным лишь для них. Неважно, что происходит за дверью; ночной город где-то далеко; всё, что они могут слышать – их собственное, отчаянное сердцебиение и чувства.
Чувства-чувства-чувства.
Тэхен отцепляется от Бонхи, тяжело дыша. Он ощутимо вздрагивает под её прикосновениями. Она ведет ладонью от его шее по груди, щекоча, и опускается ниже и ниже.
Отросшие волоски у самой кромки боксерок царапают подушечки пальцев, но Бонхи не останавливается. Она чувствует, насколько сильно Тэхен возбужден – он дрожит, сглатывая. Тело напряжено, он смотрит на Бонхи пьяно, возбужденно.
— Можно я… — спрашивает, цепляясь ноготком за боксерки.
— Да, — хрипит, кивая.
Бонхи толкает его на спину. Тэхен не сопротивляется. Она отбрасывает одеяло, садится на его бедра. Стягивает с себя халат, чувствуя на себе его потемневший взгляд. Скидывая всё на пол, Бонхи остается в одних хлопковых, черных трусах, которые Тэхен тут же сжимает в руках, намекая, что их присутствие его раздражает.
Но Бонхи целует его, и он сдается.
Но Бонхи ведет губами по его шее и часто вздымающейся груди, и он тает.
Но Бонхи оставляет засосы на его животе, и он хихикает.
Не снимает, но приспускает боксерки. Бонхи неосознанно облизывается, когда видит, как у него блестит головка, как несколько капель опустилось на отросшие волоски. Между ног так сильно тянет, что она дергает бедрами, воздушно скользя по скомканному одеялу.
Тэхен шумно вздыхает, когда она проводит языком. Он кладет ладонь на её макушку, пальцами путаясь в розовых локонах. Он не прижимает, но и не отталкивает. Бонхи с удовольствием отмечает, что он полностью открыт, позволяя делать с собой всё, что ей захочется.
Аккуратно сжимает рукой у основы, пока водит головкой по нижней губе. Тэхен приглушенно стонет сквозь закрытый рот, крепче хватаясь за волосы. Бонхи мажет языком, слизывает соленый предэякулят, и медленно заглатывает, стараясь не брать слишком глубоко.
Тихо, плавно. Нет смысла торопиться. Бонхи хотелось насладиться процессом, насладиться его тяжелым дыханием, его хрипом, тем, как его член дергается у неё на языке, как его кожа покрывается мурашками. Помогая себе рукой, она размазывала излишнее количество собственной слюны по его члену, что позволяло скользить более свободно и нежно.
Тэхену нравилось.
Тэхену настолько сильно нравилось, что он дергал бедрами в ответ, что с его губ слетал шепот:
— Бонхи…
Он словно молил её, словно её имя – то, что помогало ему не сойти с ума.
Тэхен вслепую пытается стянуть с себя боксерки еще ниже, чтобы ему ничего не мешало. Бонхи мычит, сглатывая, и опускается как можно ниже, чувствуя головку глубоко в глотке. Освобождает рот почти сразу же, когда начинает кашлять и чувствовать сжатие в районе груди.
— О, Боже… — басит Тэхен.
Бонхи целует его мокрую головку, ведет губами вдоль, чувствуя языком вздувшиеся вены. Слюна смешалась с его смазкой, он был ужасно мокрым.
Как только она захватывает в рот его мошонку, он тянет за волосы, вынуждая отпустить.
— Больно? — испугавшись, шепчет Бонхи, но Тэхен машет головой и заставляет подползти к нему, нависая.
— Нет. Нет…
— Тогда почем-…
Он затыкает её поцелуем, слизывает с её подбородка всё, что ему кажется лишним. Он сдержанно стонет, толкается языком внутрь, почти ударяется зубами о её зубы. Бонхи упирается руками о подушку с двух сторон от его головы, пытаясь не упасть на Тэхена.
Неожиданно вздрагивает, когда ощущает его пальцы на груди. Он сжимает, дразнит. Слишком нежный, слишком осторожный. Ведет ниже, средним и безымянным давит сквозь трусы, рыча сквозь поцелуй.
Бонхи такая мокрая, что ткань прилипла.
Широко расставив ноги, она нависает над его бедрами, но Тэхен даже не думает опускать её на себя. Он отодвигает влажный хлопок в сторону, чтобы напрямую коснуться, чтобы на собственной коже ощутить то, насколько Бонхи хочет его.
Тэхен обрывает поцелуй, тяжело дыша. Свободной рукой, он собирает волосы Бонхи в кулак, чтобы они ему не мешали. Наклоняет чуть ближе, так, чтобы его губы коснулись её уха.
— Тише.
Бонхи приходится закусить зубами подушку, чтобы скрыть стон, когда Тэхен толкается пальцами внутрь.
Неосознанно сжимает его изнутри, почти падая на него. Пытается удержаться на руках, пытается не опускать бедра, когда Тэхен вплотную прижимает ладонь, плавно двигая пальцами. Он, как и Бонхи, никуда не торопится – растягивает удовольствие, наслаждается её теплом, влагой, прислушивается к её мучительным стараниям быть как можно тише.
Тэхен целует её плечо, царапает зубами её ушко. Бонхи покрывается мурашками, ощущая его дыхание на открытой коже. Он ведет губами по шее и стонет, возобновляя засос, который лишь недавно зажил.
Бонхи отпускает подушку, привстает на руках, смотря на Тэхена. Утыкается лбом в его лоб, тихо стонет, приоткрыв рот. Он смотрит на неё, впитывает её, наслаждается ею и тем, что он с ней творит, какие виды и какое желание она ему показывает.
— Тэхен, я…
— Я знаю, — поразительно нежно целует в губы, и это… это так не похоже на него. — Знаю, Бонхи.
Он ускоряет движения, он не обращает внимания на влажные звуки, что разносятся по всему номеру. Тэхен сосредоточен лишь на Бонхи, на том, чтобы она растаяла так же, как он распадается из-за неё.
Он целует её, проглатывая стоны. Он останавливается, когда она кончает. Тэхен стонет в ответ, Тэхен прикусывает её нижнюю губу, опять целует и вытаскивает пальцы лишь тогда, когда Бонхи перестает дрожать и задыхаться.
Резко переворачивает, укладывает головой на мягкую подушку, нависает сверху. Тэхен стягивает с себя трусы, затем – с Бонхи. Он сгибает руки в локтях, когда наклоняется, чтобы осыпать её лицо поцелуями. Она ловит его губы на несколько кратких чмоков прежде, чем он вновь поднимется, отталкиваясь от постели.
Тэхену не нужно даже смазывать себя слюной – он всё еще мокрый, а Бонхи всё еще течет. Их возбуждение сливается воедино, и они молча соглашаются принять друг друга, когда Тэхен аккуратно прижимается головкой, когда Бонхи шире расставляет ноги.
Она смотрит на него умоляюще, поднимая руки и приглашая упасть к ней обратно, и он падает, вжимаясь носом в шею. Тэхен аккуратно толкается внутрь, мыча от удовольствия, и поразительно нежно накрывает рот Бонхи ладонью, заглушая её стоны.
Он вбивает её в матрас, не заботясь о соседях. Иронично. Он не хочет, чтобы постояльцы слышали грязный, певчий голос Бонхи, но он не против, чтобы все вокруг знали, как Тэхен доводит её до исступления.
Ногтями, она впивается в его спину, царапая. Ногами окутывает его таз, прижимая ближе. Тэхен толкался с такой силой, что он выбивал воздух из Бонхи. Их влажная кожа создавала мелодию, к которой они оба прислушивались. Кровать скрипела, билась о стену, намокала под ними.
Тэхен целовал её шею, не убирал ладони с её рта. Он тяжело дышал, с него вырывались рычащие стоны каждый раз, когда он входил слишком глубоко, когда Бонхи сжимала его слишком сильно, когда она дергала бедрами в ответ. Тэхен прижимался настолько плотно, что их сердца бились в унисон, будто бы вырываясь друг к другу, желая разорвать ребра и кожу.
Бонхи закатывает глаза, обвивает руками его шею, прижимая ближе. Внутри всё горит, внизу живота расцветает знакомое, желанное чувство. Бонхи мычит сквозь его ладонь, понимая, что рот наполнился слюнями, что она очень близко.
Тэхен чувствует. Он чувствует, убирает руку, но тут же жарко целует, вбиваясь в Бонхи сильнее, яростнее.
— Люблю, — шепчет сквозь поцелуй, как в трансе. — Люблю-люблю…
— Тэхен, — всхлипывает Бонхи, понимая, что всё хуже, что она не просто хочет кончить, что она не может сдержаться. — Тэхен, люб-… люблю…
Тэхен рычит сквозь поцелуй, кусает за нижнюю губу и не меняет бешеного ритма до тех пор, пока Бонхи не закричит, пока она не произнесет его имя на повышенных тонах, пока она не задрожит под ним, умоляя остановиться.
Спина выгибается, ладони накрывают лицо. Бонхи хнычет, сама не понимая, что мелет. Между ног мокро. Тэхен всё еще внутри. Он целует её плечи, шею, он толкается несколько раз, растирая между их телами влагу. Бонхи втягивает резкий, знакомый запах, краснеет, но из головы всё вылетает, когда она видит, как Тэхен выходит и нависает над ней.
Он упирается коленями о кровать с двух сторон от туловища Бонхи, возвышается над ней и смотрит сверху вниз, пока дрочит себе. Он размазывает то, что выжал из неё. Тэхен выглядел бесподобно: напряженные мышцы, на коже танцуют ночные огни из окна. Он толкается бедрами в собственную руку и вздрагивает, когда Бонхи кладет руки на его бедра, одобрительно поглаживая.
Если бы она умела рисовать, она бы вывела на бумаге то, как Тэхен кончает на её грудь; как он блаженно стонет и рычит, поглаживая свою головку; как он смотрит на неё… пьяно, разгорячено, влюбленно.
Бонхи совершенно плевать, что она в его сперме. Она всё равно притягивает его, заставляет упасть к ней, целует его. Тэхен всё еще тяжело дышит.
Сон накатывает с такой скоростью, что Бонхи практически сразу засыпает, как только Тэхен встает с неё. Но мокрое полотенце, которым он вытирает её грудь, живот и шею, бодрит на краткие минуты. Бонхи ничего не говорит, но Тэхен видит, что она сейчас вырубится, поэтому целует её в лоб, что-то шепчет и уходит в душ, обмываясь.
Она не может его дождаться, не может даже встать, чтобы стянуть мокрую простынь. Бонхи переворачивается на его сторону, утыкаясь в подушку и втягивая призрачные остатки его одеколона. Сквозь сон ощущает запах геля для душа, как Тэхен прижимается к ней, как он целует её в плечо и тихо шепчет:
— Спокойной ночи, Жвачка.
Добавить комментарий